Читать книгу "Прах Анджелы - Фрэнк МакКорт"

Она говорит, что надо бы пойти на мистера Слайни взглянуть — он такой старенький и слабый, иной раз даже горшок забывает попросить.

— Ты что, горшок за ним выносишь?

— Ну да, конечно.

На кухне повисает тишина, потому что мы оба вспоминаем причину всех наших бед — ночной горшок Ламана Гриффина. Но это было давно, тут горшок мистера Слайни, и в этом нет ничего плохого — маме платят за эту работу, а мистер Слайни и мухи не обидит. Вернувшись, мама сообщает, что мистер Слайни хотел бы со мной поговорить, и надо зайти к нему, пока он опять не уснул.

Мистер Слайни лежит в постели в гостиной. Там совсем темно, потому что окна плотно закрыты ставнями.

— Приподнимите меня чуток, миссус, — просит он маму, — и приоткройте ставни, чтоб мне хоть мальчика было видно.

У него длинные седые волосы до плеч.

— Никому остричь себя не дает, — шепчет мне мама.

— А зубы у меня свои, сынок, — хвалится мистер Слайни. — Представляешь? У тебя свои зубы?

— Свои, мистер Слайни.

— А, ты же знаешь, что я был в Индии. Мы с Тимони вместе служили, он в доме вверх по улице жил. Два ирландца из Лимерика и в Индии. Надо же. Знаешь Тимони, сынок?

— Знал, мистер Слайни.

— Умер он, как тебе известно. Ослеп бедняга. А я вот вижу пока. И при зубах. Ты зубы-то береги, сынок.

— Хорошо, мистер Слайни.

— Устал я, сынок, но я тебе кое-что сказать хочу. Слушаешь меня?

— Да, мистер Слайни.

— Он меня слушает, миссус?

— О, разумеется, мистер Слайни.

— Хорошо. Наклонись поближе, я тебе на ухо скажу. Так вот, слушай: никогда не кури чужую трубку.

* * *

Халви уезжает в Англию с Роузи, так что на велосипеде мне приходится колесить всю зиму. Зима выдалась суровая, кругом лед, велосипед так и норовит выскользнуть из-под меня, и я все время рискую свалиться на дорогу или тротуар и рассыпать журналы и газеты. Хозяева магазинов жалуются мистеру Маккефри, что получают «Айриш-таймс», «украшенную» льдинками и собачьим дерьмом, а он бормочет, что так и надо этой протестантской газетенке.

Каждый день после работы я беру «Айриш-таймс» домой и читаю, чтоб понять, где именно в ней заключена опасность. Мама говорит, хорошо, что отца тут нет, он бы сказал, что разве за то боролись и умирали сыны Ирландии, чтоб мой собственный сын сидел на кухне и читал масонскую газету?

В редакцию пишут со всей Ирландии, выясняют, кто первый услышал в этом году кукушку, и тем самым обвиняют друг друга во лжи. В газете много фотографий с протестантских свадеб, и женщины у них выглядят красивее, чем наши из трущоб. Протестантки все белозубые, хотя у Роуз — невесты Халви — зубы тоже красивые и белые.

Я все читаю «Айриш-таймс» и думаю, что если это и грех, то мне все равно. Тереза Кармоди в раю и не кашляет, так что я больше не хожу на исповедь. Я читаю «Айриш-таймс» и лондонскую «Таймс», потому что там каждый день пишут, чем занят король Англии, и как поживают принцессы Элизабет и Маргарет.

Я читаю кулинарные статьи в женских журналах и ответы редакции на письма читательниц. Питер и Имон иногда цитируют отрывки из таких писем, подражая английскому акценту.

— Дорогая мисс Хоуп, — начинает Питер. — Я гуляю с парнем из Ирландии. Его фамилия Маккафри, и он все время меня лапает, а его штука упирается мне в пупок, и я уже с ума схожу и не знаю, что делать. С нетерпением жду ответа, ваша мисс Лулу Смит из Йоркшира.

— Дорогая Лулу, — отвечает Имон. — Если ваш Маккафри настолько высокий, что его штука тычется вам в пупок, предлагаю найти мужчину пониже, чья штука будет попадать вам аккурат между ног. Не сомневаюсь, что в Йоркшире вы без труда найдете себе добропорядочного коротышку.

— Дорогая мисс Хоуп, мне тринадцать лет и у меня черные волосы. Со мной происходит что-то ужасное, я никому об этом рассказать не могу, даже родной матери. Раз в несколько недель у меня течет кровь, ну там, вы понимаете…, и я боюсь, что кто-нибудь об этом узнает. Мисс Агнес Триппл, из Биддл-Твиддла в Девоне.

— Дорогая Агнес, поздравляем вас! Вы теперь женщина и можете делать перманент, потому что у вас наступили месячные. Не бойтесь их, они бывают у всех английских женщин. Это дар Божий, призванный очистить нас для того, чтобы мы рожали крепких и здоровых сынов империи, солдат, которые укажут ирландцам их место. В некоторых частях света женщину во время месячных считают нечистой, но мы, британцы, дорожим нашими женщинами с месячными и даже, можно сказать, почитаем.

Весной к нам поступает новый посыльный, и я возвращаюсь в контору. Питер и Имон отчаливают в Англию. Перед отъездом Питер говорит, что ему до смерти надоел Лимерик — девчонок хорошеньких нет, ничего не остается, кроме как дрочить, и именно этим мы все в Лимерике и занимаемся. К нам приходят новенькие ребята. Я теперь старший, управляюсь я с работой быстро, поэтому пока мистер Маккефри разъезжает где-то на своем фургоне, я сижу и читаю английские, ирландские и американские журналы и газеты. Днем и ночью я грежу об Америке.

Мэйлахи уезжает работать в Англию в католический пансион для богатеньких мальчиков и ходит там довольный и радостный, будто он ровня воспитанникам пансиона, а всем известно, что если работаешь в английском пансионе для богатых, надо ходить, опустив голову, и шаркать — ты же ирландская прислуга. Мэйлахи увольняют за неподобающее поведение, и он говорит всем: «Поцелуйте меня в мой королевский ирландский зад», а ему отвечают, что ничего другого и не ожидали от столь скверно воспитанного юноши. Он устраивается на газовый завод в Ковентри, кидает уголь в топку, как дядя Па Китинг, и ждет того дня, когда сможет перебраться в Америку вслед за мной.

XVIII

Мне семнадцать, восемнадцать, почти девятнадцать. Я все так же работаю в «Исонз» и пишу грозные письма за миссис Финукейн. Она говорит, что ей уже недолго осталось жить на этом свете, так что, чем больше месс отслужат за ее душу, тем спокойнее ей будет. Она раскладывает деньги по конвертам и велит мне ходить по церквям города, стучаться в дома священников и вручать им конверты с просьбой молиться за нее. Она хочет, чтобы за нее молились все святые отцы в городе, кроме иезуитов.

— От них толку не будет, — поясняет она. — Ума много, а сердца нет — так бы и написали у себя на двери по-латински. Ни пенса они от меня не получат, иезуиту только дай денег, мигом винца или книженцию какую прикупит.

Она отправляет священникам деньги, надеется, что за нее неустанно молятся, но не знает наверняка, а раз так, то и незачем отдавать все священникам, мне тоже нужны деньги на билет в Америку, так что если иногда оставлять себе фунт-другой и класть их на счет, никто и не заметит. Ведь Бог и меня услышит, пусть я и грешник и давно на исповеди не был.

Через месяц мне исполнится девятнадцать. Осталось подкопить всего несколько фунтов на билет и на первое время в Америке.