Читать книгу "Дюма - Максим Чертанов"

С религией связана одна из сюжетных линий: Сарранти, отец аббата Доминика, был предан Наполеону и хочет возвести на престол его сына, герцога Рейхштадтского (умершего в 1832 году). Сарранти хватают, судят как уголовника за убийство, которого он не совершал, присяжные выносят смертный приговор. Его сын узнал на исповеди имя настоящего убийцы и молит папу римского позволить нарушить тайну для спасения невиновного, но… «Сын мой! — медленно, но твердо выговорил папа. — Скорее погибнут один, десять праведников, весь мир, чем догмат!» Тогда аббат убивает человека, который ему исповедался, а Карл X, узнав обо всем, милует его и его отца. Кажется, Дюма, насмотревшись на всяких королей, пришел к выводу, что Карл был очень даже ничего.

Настоящий, «большой» Наполеон физически не присутствует в «Могиканах» — Дюма еще не был готов писать его, — но его обсуждают, всё в том же ключе, что в ранней биографической книжке: как орудие Провидения: «Повсюду, где бы ни прошла французская мысль, свобода следом делает гигантский шаг, разбрасывая революции, как сеятель бросает зерна». И даже падение Наполеона на пользу свободе. «Свершилось все, что предвидел мудрый Господь. Париж не смог навязать свою цивилизацию Москве: Москва сама пришла за ней в Париж… люди с Невы, Волги и Дона проведут три года на берегах Сены; они впитают в себя новые и непривычные идеи, произнося незнакомые слова — „цивилизация“, „свобода“; они вернутся в свою дикую страну, а восемь лет спустя в Санкт-Петербурге вспыхнет республиканский заговор…» Наполеон Малый меж тем по примеру дяди решил воевать с Россией. Дюма, «Из Парижа в Астрахань»: «После ликвидации Польши, после того, как была раздавлена Венгрия, император Николай убедился, что никакая сила в Европе не может ему противостоять». Прелюдией к войне стал конфликт Николая с Луи Наполеоном: царь считал императора нелегитимным и в поздравительной телеграмме обратился к нему «дорогой друг» вместо положенного по протоколу «дорогой брат». 17 января император предъявил России ультиматум: увести войска из Дунайских княжеств и начать переговоры с Турцией, Россия разорвала дипломатические отношения с Англией и Францией, началась Крымская война — дележ ослабевшей Османской империи; англичане из врагов становились друзьями, Ватерлоо забыли — Дюма предсказывал это 20 лет назад, да никто не верил.

Дела «Мушкетера», несмотря на затруднения с наличностью, шли хорошо. За два месяца газета приобрела четыре тысячи подписчиков и продавала еще шесть тысяч экземпляров в Париже. Дюма вновь задумался о театре и в конце 1853 года излагал министру внутренних дел проект: построить театр, который будет ежегодно получать от него четыре пьесы и «представит взору народа все, что было великого в нашей и иностранной истории». В первую неделю января 1854 года, через 25 месяцев после банкротства, он выплатил большую часть долгов. Деньги текли отовсюду. У Кадо издали «Мои мемуары» — восемь томов под заглавием «Послание от 1830 года 1842-му» и почти все романы Дюма. Французский театр 13 января 1854-го поставил комедию «Ромул». В Брюсселе играли «Юность Людовика XIV», во французских провинциях — «Мушкетеров». «Водевиль» 22 мая поставил пьесу «Мраморщик», написанную в соавторстве с Лери и Бокажем. Из Турина поступают деньги за «Савойский дом». Своих текстов так много, что можно не все давать в «Мушкетер»: роман «Паж герцога Савойского» по материалам «Савойского дома» печатался в «Прессе», слабая попытка романа о Наполеоне «Капитан Ришар» — в «Иллюстрированном мире», детектив «Катрин Блюм» — в «Родине». Одна маленькая неприятность: Макс Гориц оказался не политэмигрантом, а уголовником в розыске и был арестован, Дюма вызывали в полицию, он переполошился, просил дочь переслать переписку с Горицем. Ноэль Парфе — брату, 10 апреля 1854 года: «Что за люди окружают этого несчастного умнейшего дурака!»

И все же «Мушкетер» был так успешен, что газетный магнат Полидор Мийо и журналист Ипполит Вильмесан предложили купить его, сохранив за Дюма место сотрудника с высоким окладом. Вильмесан вспоминал, как Мийо сказал ему: «Этот великий безумец, Дюма, выпускает газету, имеющую огромный успех, найдя способ вовлечь публику, которая каждое утро бежит покупать его листок; но это не может продлиться долго. Если кто-то не наведет порядок в его делах, он далеко не уедет». Они пришли в редакцию, изумились, как все бестолково: «Никогда не существовало редакции столь многочисленной, первому встречному здесь подавали кофе, и весь Париж числился редакторами с фиксированными окладами… Но 100 тысяч франков и немного порядка — и „Мушкетер“ может стать хорошим выгодным делом. Мийо давал деньги, я был готов работать, Дюма сказал, что подумает, а на следующий день я получил от него записку: „Дорогой собрат, то, что предлагаете мне Вы и Мийо, — великолепно. Однако я всю жизнь мечтал иметь собственную газету, наконец-то она у меня есть, и самое меньшее, что она может мне принести, это миллион франков в год. Я еще не взял ни су из гонораров за мои статьи; если считать по 40 су за строку, то со дня основания „Мушкетера“ я заработал 200 тысяч франков; я спокойно оставляю эту сумму в кассе, чтобы через месяц взять оттуда сразу 500 тысяч. При этих обстоятельствах я не нуждаюсь ни в деньгах, ни в директорах; ‘Мушкетер’ — это золотое дно, и я намерен разрабатывать его сам…“ В этом письме — все безумие великого человека».

Глава четырнадцатая

ЗАЯЦ И ВОЛК

Загородный дом Дюма не купил, а снял в сентябре 1854 года за 3600 франков в год дом на улице Амстердам, 77, с каретным двором: вместо двора разбил сад, завел кур с петухом, собак и кошек, вызвал дочь — начинать оседлую степенную жизнь. Завершал «Графиню де Шарни»: 7 ноября 1793 года Конвент объявил суд над королем. Бальзамо, вновь появившийся на страницах, а с ним и автор считали это одной из главных ошибок революции: умнее было его втихую удавить, как бы цинично это ни звучало, а если уж судить, то не лично короля, а принцип монархии. А так получили жертву — это еще аукнется. Дантон опять пытается все взять в свои руки, но брезгливые жирондисты в Конвенте не дают. Все, кто мог предотвратить террор, оказались бессильны; на первый план выходят Марат, «кровавое чудище», и Робеспьер, который до сих пор «прятался» и «выжидал», и уже маячит на горизонте — но видит его лишь всезнающий Бальзамо — «новый Цезарь», что «восстановит трон Карла Великого».

«— Стало быть, наша борьба за свободу бесполезна?! — в отчаянии вскричал Жильбер.

— А кто вам сказал, что один из них, сидя на троне, не сделает для свободы так же много, как другой — при помощи эшафота?..

— Каков же будет результат от всего этого шума, дыма и неразберихи?

— Результат будет такой же, как после всякого генезиса, Жильбер; на нашу долю выпало похоронить старый мир; нашим детям суждено увидеть рождение нового мира; а этот человек — великан, охраняющий в него вход… Братья, придет день, когда слово, представляющееся нам священным, — родина или другое слово, которое мы считаем святым, — нация — исчезнут, как театральный занавес… все выдуманные границы исчезнут, все искусственные перегородки будут сметены…»

Самое интересное — «шум, дым и неразбериху» — Дюма опять не написал, говорил даже, что «Графиня де Шарни» — его последняя книга о революции, но, еще не закончив ее, начал новую — «Инженю», публикация в «Веке» с 30 августа по 8 декабря 1854 года. Сюжет предложил Поль Лакруа. Был такой писатель Ретиф де ла Бретон (1734–1806), считался «порнографом», после смерти был забыт, Лакруа раскопал в библиотеке Арсенала его роман «Инженю Саксанкур, или Разведенная женщина»: считается, что в нем описана жизнь его дочери Агнес, вышедшей замуж за мошенника, жестоко с ней обращавшегося. Обсудили с Маке, тот взялся за работу, но потом отказался. Тогда Дюма решил присовокупить к Бретону Марата, который тоже написал роман, «Приключения молодого графа Потоцкого» (изданный в 1847-м его дочерью): Потоцкий полюбил бедную девушку, но ее жестокий отец ее убил (потом Потоцкий стал политиком, был знаком с французскими революционерами). Соединить эти два романа, очень плохих, и написать на них таким же ужасным языком пародию — какой-то постмодернизм в кубе.