Читать книгу "Повседневная жизнь советского разведчика, или Скандинавия с черного хода - Борис Григорьев"

Не церемонясь, я растолкал спящего финна и усадил его за стол.

— Где начальник порта? — спросил я его в упор на шведском языке.

Финн долго осмысливал вопрос, раскачиваясь всем туловищем взад-вперед, потом сморщил свое и без того смятое лицо и заплакал. Я не стал наседать на него и дал выплакаться. Несколько успокоившись, финн, владелец яхты, заплетающимся языком поведал следующую историю:

После того как все гости ушли с яхты, начальник порта сбегал к себе домой и принес новую бутылку водки. Когда она была опорожнена, второй финн не выдержал и ушел спать (он и при моем появлении не пришел еще в себя и храпел за ширмой). Начальник порта, крупный упитанный мужичина, более-менее держался на ногах и был чрезвычайно возбужден. Скоро он объявил финну, что ему жарко, и стал раздеваться.

— Пойдем выкупаемся и охладимся, — позвал он финна.

Несмотря на август месяц, температура воды в заливе Мимер была не выше 2–3 градусов, и финн, естественно, стал отговаривать своего русского друга от этой затеи.

Уже стоял полярный день, и во всю светило солнце, и финн видел, как русский друг сиганул с борта яхты и на некоторое время исчез под водой. Потом он вынырнул, закричал от пронзившего все тело холода и стал цепляться руками за трап. Но трап торчал над водой на сорок-пятьдесят сантиметров, и обезумевший от холода начальник порта не мог никак достать его рукой. Тогда финн якобы протянул ему руку, чтобы помочь выбраться из воды, но тот был очень тяжелым, и вытащить его из воды не было никакой возможности. Так они пробарахтались минуты две-три, а потом рука начальника порта выскользнула из руки финна, и человек ушел под воду навсегда.

Финн якобы стал звать людей на помощь, но никто его не услышал. Обессиленный и потрясенный случившимся, он заснул и больше не просыпался до того самого момента, пока его не растолкал советский вице-консул.

Финн сидел за столом и растирал ладонью слезы по лицу, а я думал о том, как глупо может завершить свой жизненный путь человек вдали от родины, от семьи, пославшей его на заработки.

Начальника порта искали, но, учитывая глубину моря, сильное течение и время, прошедшее с момента его гибели, поиски вскоре пришлось прекратить. Потом прилетел вице-губернатор Вейдинг с полицейскими и провел обстоятельное расследование случившегося. Так же, как и мы, норвежцы пришли к заключению, что произошел несчастный случай.

…Мы не остановились на достигнутом и приступили к ремонту находившегося в нашем распоряжении морского катера — также доведенного нерадивыми пользователями до аварийного состояния. Приближалось лето, и катер при отсутствии снега должен был решить насущные проблемы связи с норвежским поселком и попутно доставить нам массу радостей. В противном случае мы должны были все время ориентироваться на единственный в Баренцбурге кораблик — портовый буксир «Гуреев» — и вертолеты треста, которые наши планы, естественно, в расчет не принимали и ходили в Лонгиербюен, когда это вызывалось исключительно потребностями дирекции рудника.

В июне, после длительных мучений, мы кое-как отремонтировали шведский двигатель катера, «словили» кран и спустили с его помощью наш «крейсер» на воду для проведения пробных испытаний. Испытания прошли более-менее удовлетворительно, и мы запланировали в ближайшие выходные поход к мысу Старостина. Это была наша вторая маленькая победа над разрухой и бесхозяйственностью. Арсенал оперативной техники пополнился важным средством передвижения, и мы с возросшим оптимизмом смотрели в наше полярное будущее.

Оперативная техника облегчает работу мозга оперработника наполовину: она позволяет не запоминать ответы источника.

А между тем по мере развала государства мы на Шпицбергене испытывали лишения в части поддержания связи с материком. Магнитная шапка над северным полярным кругом блокировала слабые радиосигналы старенькой поселковой радиостанции, и мы неделями сидели без связи с Москвой. Наиболее срочные телеграммы приходилось в закодированном виде посылать по телефаксу в наше посольство в Осло. Двойная шифровка вызывала досадные накладки и недоразумения.

В конце 1991 года прервалась авиасвязь с Мурманском и Москвой. Регулярные — раз в две недели — полеты самолетов «Аэрофлота» стали не под силу тресту «Арктикуголь» в силу дороговизны аренды. Рудник лишился возможности вовремя заменять смены шахтеров, а консульство — курьерской связи. Декларированные новой властью хозрасчет и самостоятельность предприятий выходили всем нам «боком».

Мириться с такой ситуацией было уже невозможно, и «Арктикуголь» решил вернуться к старой практике использования пароходов. Первый пароход из

Мурманска шел в разгар «полярки» четверо суток (было вообще удивительно, как он дошел и не вмерз во льды), и его прибытие в Баренцбург совпало с моим 50-летним юбилеем. Капитан парохода отказался входить в покрытый толстым льдом Грен-фиорд и бросил якорь у входа в залив, у кромки Ис-фиорда, где вода была еще чистая.

Выгрузка и погрузка на пароход с помощью зависавших над палубой вертолетов в условиях крепчайшего мороза и темной полярной ночи превратились в героическую эпопею. Капитан судна дал указание машины не останавливать, и пароход не стоял неподвижно на месте, а все время маневрировал. Но и это не помогло, и пароход все-таки сковало льдом. Лед вокруг парохода пришлось подрывать, но для этого потребовалось разрешение сюссельмана. В ночной кутерьме в воду попало несколько пассажиров, но их, слава Богу, удалось спасти.

Прибывшие в консульство дипкурьеры не попадали зубом на зуб от холода и затравленно озирались по сторонам, ожидая с нашей стороны какого-нибудь подвоха. Когда их отпоили «баренцбургским грогом», они произнесли только одну фразу: «Никогда больше… ни ногой на Шпицберген» и чуть не разрыдались.

Весь мой юбилей прошел под знаком отправки парохода, и от стола отходил то один гость, то другой, чтобы тоже подключиться к подвигу.

А подвигам в нашей русской жизни действительно всегда есть место.

Прав был классик — он как в воду глядел. Воду Гренландского моря.

В этой связи вспоминается следующий характерный для первых лет «демократии» эпизод. В Баренцбурге одним ранним мартовским утром 1991 года случился переполох. Без всякого предупреждения в порт прибыл огромный — водоизмещением 80 тысяч тонн — ледокол! Спустя час в консульстве появился его бравый капитан, чтобы засвидетельствовать нам свое почтение, с одной стороны, и объяснить причину нежданного визита, с другой.

Оказалось, что Мурманское пароходство, получив самостоятельность, решило немедленно ею воспользоваться в самых благородных целях — заработать для порта и его акционеров валюту.

— Ну и что? — спросили мы недоуменно капитана.

— Как что: у нас ледокол, у вас — лед. Мы готовы…

— Позвольте, позвольте. То, что вы готовы колоть лед, у нас сомнений нет. А для кого вы хотите его колоть?

— А разве Баренцбургу не нужно?

В ответ мы дружно расхохотались, а капитан укоризненно посмотрел на нас, принимая, вероятно, за слабоумных.