Читать книгу "100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин"

Волошин выразил этим стихотворением нечто большее, чем впечатление от происходившего в тот момент: чувство подлинного русского патриота при виде бедствия, поразившего Отечество. И разве это – о прошлом? Нет, о второй буржуазной революции конца ХХ века. Именно тогда «жадный хам, продешевивший дух» сокрушил Великую Россию-СССР. Словно прошлое повторяется, как в кошмарном сне, и снова куражатся над Россией изменники и воры. Смута в душах людей. Великая держава без явной войны развалилась на части; национальные богатства расхищаются в угоду тем, чьи интересы и капиталы большей частью за границей:

А вслед героям и вождямКрадется хищник стаей жадной,Чтоб мощь России неогляднойРазмыкать и продать врагам!Сгноить ее пшеницы груды,Ее бесчестить небеса,Пожрать богатства, сжечь лесаИ высосать моря и руды.

Возможно, таков какой-то общий закон деградации общества: плодами героических усилий народа пользуются негодяи – самые приспособленные, увертливые, беспринципные. Они нацелены на обогащение, на личную максимальную собственность. Они идут путем Каина. Горе обществу, продолжающему каиновое существование.

…Шутя, Волошин называл обормотами себя и литераторов, обитавших в его коктебельском доме и постоянно бормотавших ритмичные строки. У них был свой походный марш, начинавшийся: «Стройтесь в роты, обормоты». Они дурачились, устраивали розыгрыши, веселые импровизации, приводя в изумление чинных дачников. Одна из мистификаций, как мы уже знаем, едва не стоила ему жизни: придуманный им образ Черубины де Габриак «очерубинил» сотрудников «Аполлона» и стал причиной дуэли с Гумилевым.

…Далеко не всем, даже умнейшим современникам, был понятен Максимилиан Волошин. Одному он казался снобом, эстетом (И. Бунин), другой воспринимал его с иронией (А. Бенуа). Многим напоминал он античного грека с внешностью Зевса. Своим лихим нравом он временами походил на запорожского казака. Те, кто знал его провидческие стихи, видели в нем вдохновенного мистика и пророка.

В нем все это совмещалось совершенно естественно и гармонично. Он умел быть и настоящим обормотом – в детстве. Учился плохо, приводя в отчаяние педагогов. Это было в Москве. В Феодосии, куда они переехали, директор гимназии, просмотрев табель успеваемости Макса, представленный родительницей, вздохнул: «Сударыня, мы, конечно, вашего сына примем, но должен вас предупредить, что идиотов мы исправить не можем». (Так ли было? Или это шутка Волошина?)

В автобиографической заметке он писал, вспоминая 1905–1912 годы: «Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Рудольф Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера».

Марина Цветаева, хорошо его знавшая, высказалась определенней: «Это был – скрытый мистик, то есть истый мистик, тайный ученик тайного учения о тайном». И добавила: «Объяснять эту тайну принадлежностью к антропософии или занятиям магией – не глубоко».

Он был предельно прост. Просторная хламида скрывала его «семь пудов мужской красоты», как посмеивался он. Веночек из полыни на его пышных кудрях придавал ему сходство с Паном, а вовсе не с Калиостро и Сен-Жерменом. Цветаева по-своему объясняла природу мистицизма Волошина: «Тайновидчество поэта есть прежде всего очевидчество: внутренним оком всех времен. Очевидец всех времен есть тайновидец. И никакой тут «тайны» нет».

Как это понимать? То, что Максимилиан Александрович помнил о былых воплощениях своей бессмертной души? Или речь идет о необычайной начитанности Волошина и его способности проникаться идеями, культурой «всех времен»?

Вариант ответа дают его рисунки. В них он показывал пейзажи не только как тонкий живописец, но с пониманием происхождения форм рельефа, словно мысленно погружаясь в земные недра и в бездны геологического времени. Его акварели высоко ценили геологи, с которыми он встречался: Левинсон-Лессинг, Ферсман, Вернадский.

Марина Цветаева особо отметила: «Макс был настоящим чадом, порождением, исчадием земли». Было в нем и другое: острое чувство патриотизма, причастности к своему народу и Отечеству, к бытию человечества в единстве прошлого, настоящего и будущего. Так личность обретает черты сверхличности, приобретая необычайную интеллектуальную, нравственную силу.

«Духовидение» Волошина объясняется и его обширными познаниями, и его близостью к природе, а также чуткостью его поэтической художественной натуры… И чем-то еще действительно таинственным, а стало быть, неизреченным.

Он принадлежал к категории людей, создающих себя постоянным трудом, творчеством, верностью высоким идеалам и устремленностью к ним. Он обладал мистическим чувством сопричастности окружающему миру – людям, культуре, природе, Богу. И странным образом из своего Дома поэта в Коктебеле он видел (как можем увидить и мы):

И на скале,замкнувшей зыбь залива,Судьбой и ветрамиизваян профиль мой.

Таков нерукотворный памятник Волошину. В этом непостижимом соответствии образа человека и творения Природы видится нечто таинственно-возвышенное, поистине – знак Судьбы.

Заключение. Да здравствуют чудаки!

1

Нет недостатка в желающих поразить окружающих. Некоторых из них вносят в Книгу рекордов Гиннесса. К ней можно, при желании, обратиться, чтобы познакомиться с такими разновидностями оригиналов.

В наше время легко и просто приобщиться к самым разнообразным знаниям, узнать любые сведения о прошлом и настоящем. Имея хорошую память, можно войти в клуб «знатоков». Вопрос лишь в том – зачем? Чтобы испытать чувство своего немыслимого интеллектуального превосходства перед дремучими предками?

Но многознание не научает уму. Эрудиция не заменяет культуру мышления. А это искусство ныне в глубоком дефиците. Следствие такого духовного недуга – упадок теоретической мысли в науках, философии, озарений в литературе, искусстве. Специалистов великое множество, технические свершения грандиозны, а творческие дерзания ничтожны.

В прежние века было иначе. А потому там, в прошлом, часто встретишь не убогих чудил или нелепых чудиков, а чудаков чудесных, замечательных, оригиналов не по внешним проявлениям, а по мыслям, умениям, талантам, творческим дерзаниям.

Скажем, Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1854), участник Отечественной войны 1812 года, философ, находившийся под полицейским надзором, удостоился от Пушкина характеристики:

Он высшей волею небесРожден в оковах службы царской,Он в Риме был бы Брут, в Афинах – Периклес,А здесь – он офицер гусарской.

Немецкий мистик Якоб Бёме (1575–1624), современник Галилея, создал около десятка трактатов. В главном – «Аврора, или Утренняя заря в восхождении…» – писал: «Я созерцал необъятную глубину этого мира, наблюдал за солнцем, звездами, облаками, дождем и снегом, представлял себе мысленно все творения этого мира и находил добро и зло, любовь и гнев во всем – не только в людях, в животных, но и в неразумной твари: в дереве, камнях, земле и стихиях».