Читать книгу "Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп"

Актрисам очень нравилась его живость, темные глаза и темные вьющиеся волосы. По окончании работы Гюнтер возвращался в Восточный Берлин в свою уютную съемную квартиру в районе Вайсензее.

За одну ночь чудесная жизнь Литфина превратилась в кошмар. Граница закрылась, он теперь не мог ездить в Западный Берлин, то есть разом лишился работы и общественного положения. Но что еще хуже, Литфина собирались направить на швейную фабрику, где была отупляющая работа, длинный рабочий день и мизерная зарплата.

Литфин проклинал себя за то, что не переехал в Западный Берлин, когда у него была такая возможность. За несколько дней до закрытия границы он даже арендовал квартиру-студию в районе Шарлоттенбург на Суарецштрассе в Западном Берлине. Они с братом понемножку перевозили свои вещи на двух автомобилях, чтобы не вызывать подозрения у полицейских. Они уже вывезли самую ценную вещь Гюнтера, современную швейную машинку, предварительно разобрав ее и переправляя по частям.

Но самое ужасное заключалось в том, что, в то время, когда разделяли город, Гюнтер Литфин с братом Юргеном были на вечеринке по поводу новоселья в Западном Берлине. Они не заметили ничего необычного, когда в полночь возвращались на городской электричке в Восточный Берлин.

В 10:00, услышав плохие новости по радио, Юрген разбудил брата: «Границу закрыли, в Западный Берлин больше не попасть». Братья стали вспоминать, как все было в прошлый раз, когда Ульбрихт закрыл границу Берлина. 17 июня 1953 года после того, как вспыхнувшее в Берлине восстание было подавлено советскими танками, в городе объявили чрезвычайное положение. Несколько дней спустя жизнь вернулась в нормальное русло, значит, решили братья, и в этот раз, скорее всего, повторится та же история. Даже в 1948 году граница оставалась открытой. Сначала Литфины отказались от мысли, что американцы согласятся с закрытием границы. У братьев были сомнения относительно британцев и французов, но американцы, по их мнению, должны были добиться открытия границы.

Братья сели на велосипеды и поехали на разведку. Они остановились там, где Гюнтер обычно пересекал границу, на станции электрички Борнхольмерштрассе. На тротуаре полицейские установили заграждения из колючей проволоки. Гюнтер, вздохнув, сказал брату: «Я не могу поверить, что это останется».

Но с каждым днем братья все более убеждались, что американцы не собираются их спасать. Коммунисты начали заменять временные барьеры из козел и колючей проволоки на стену из готовых бетонных блоков, высотой четыре метра. Ульбрихт в спешном порядке закрывал все спасательные люки. Гюнтер решил рискнуть и сбежать до того, как станет слишком поздно.

Он внимательно слушал радио РИАС, которое сообщало о многих случаях удачных побегов восточных немцев после 13 августа. Приблизительно сто пятьдесят восточных немцев переплыли к свободе через канал Тельтов, многие с детьми. Был случай, когда группа из десяти подростков переплыла в Западный Берлин. Один смельчак на «фольксвагене» прорвал колючую проволоку и благополучно въехал во французский сектор. Другой отчаянный житель Восточного Берлина разоружил пограничника, вырвав из его рук автомат, чтобы он не смог выстрелить, и сбежал за границу с оружием.

Находясь под впечатлением этих историй, Литфин, несмотря на больное сердце, решил действовать. В четверг, 24 августа, в четыре часа дня, Гюнтер прошел через станцию, находившуюся между Фридрихштрассе на востоке и вокзал Лертер на западе. Гюнтер, в светло-коричневом пиджаке и черных брюках, прыгнул в теплые воды Шпрее в гавани Гумбольдта. Он был средним пловцом, но считал, что ему не составит труда преодолеть тридцать или около того метров до свободы.

Стоявшие на железнодорожном мосту полицейские из транспортной полиции пять раз крикнули, приказывая Гюнтеру остановиться. Но портной только поплыл еще энергичнее. Офицер сделал два предупредительных выстрела. Лифтин продолжал плыть. Тогда офицер открыл огонь на поражение. Первые пули настигли портного, когда ему оставалось всего десять метров до берега.

К первому полицейскому присоединились еще трое, и раненый Гюнтер нырнул, пытаясь уберечься от пуль. Когда он вынырнул и поднял вверх руки, показывая, что сдается, полицейские рассмеялись. Раздался выстрел, пуля попала Гюнтеру в шею, и он камнем пошел на дно.

Гюнтер Литфин был первым человеком, застреленным при попытке бегства из Восточного Берлина, первой жертвой неудачного времени. Он, скорее всего, не знал, что в то утро полиция получила приказ стрелять на поражение, чтобы остановить всех тех, кто пытается совершить преступление – «сбежать из республики». Сделай он это днем раньше, был бы в Западном Берлине. Вместо этого восточногерманские полицейские на двух пожарных катерах более двух часов обшаривали Шпрее, пока армейские водолазы не вытащили из воды тело Гюнтера.

На следующий день восемь сотрудников тайной полиции ворвались в квартиру матери Гюнтера, которая оплакивала смерть сына. Они вырвали дверцу и разобрали духовку. Они вспороли матрасы и вывалили белье и одежду из шкафов. Офицер объяснил рыдающей женщине: «Вашего сына застрелили. Он был преступником».

Власти, стремясь наказать родственников Гюнтера, не вызвали мать и брата на опознание и не позволили увидеть тело перед похоронами. В солнечный день в среду 30 августа родственники опустили Гюнтера в могилу в закрытом гробу на кладбище в Вайсензее [75].

Юрген провел пальцами по надписи, сделанной золотом на черной полированной гранитной надгробной плите: «Наш незабвенный Гюнтер».

Сотни берлинцев собрались у могилы Гюнтера: школьные друзья, члены семьи и десятки людей, никогда не знавших Гюнтера, пришли на кладбище, бросая вызов властям самим своим присутствием.

Несмотря на огромное количество наблюдателей, Юрген не мог позволить брату исчезнуть, не убедившись, что это действительно он. Он спрыгнул в могилу и поддел ломом крышку гроба. Несмотря на почерневшую кожу и обмотанные бинтами подбородок и шею, у Юргена не возникло и тени сомнения, что это его брат.

Он поискал глазами мать и кивком дал понять, что это ее сын.

События 13 августа потрясли Берлин, и он никак не мог прийти в себя. Город прошел все стадии: опровержение, недоверие, гнев, огорчение, депрессия и, наконец, смирение. Реакция берлинцев зависела от того, где они находились, на востоке или на западе.

Жители Западного Берлина, сначала обрушившие свой гнев на коммунистов, теперь выражали яростное негодование бездействием американского правительства. Все разговоры в городе сводились к тому, почему 13 августа американцы не послали ни одного взвода, чтобы продемонстрировать солидарность, и не ввели ни одной санкции, чтобы наказать восточных немцев и Советы за их действия.