Читать книгу "Список Шиндлера - Томас Кенилли"

Жаль, что в своем рассказе Оскар Шиндлер не был щедр на детали того представления, которое он устроил в кабинете Раша в замке Шпильберг в Брно.

Хотя его нетрудно себе представить.

Герр директор убедительно и красочно описал восстание рабов, которое становится все более реальным по мере того, как война приближается к ним; и уж если нападение застигнет его на рабочем месте, он хочет подороже продать свою жизнь, с автоматом в руках, а предварительно он из милосердия убьет свою жену, дабы спасти ее от худшей участи!

Герр директор не исключает возможности, что в ворота могут ворваться и русские. «Мои достойные инженеры Фуш и Шенбрун, мои преданные техники, моя немка-секретарша – все они полны желания оказать достойное сопротивление. Хотя, конечно, это общие слова. Я бы предпочел говорить на тему, которая ближе вашему сердцу, герр оберштурмбанфюрер. Я знаю ваше увлечение хорошими драгоценностями. Могу ли показать вам некий образец, что попался мне на глаза на прошлой неделе?..»

И когда на столе перед Рашем появилось кольцо, Оскар пробормотал: «Едва я увидел его, сразу же подумал о фрау Раш».

Как только Оскар получил в свое распоряжение оружие, Ури Бейски, брат того, кто делал резиновые печати и штампы, сразу же стал хранителем арсенала. Ури был невысокий живой молодой человек с правильными чертами лица. Люди замечали, что он постоянно бывает в квартире Оскара, словно близкий человек. Ури пользовался расположением и Эмили, которая даже дала ему ключи от квартиры. Такие же материнские чувства фрау Шиндлер испытывала и к сыну Спиры, чудом оставшемуся в живых. Она регулярно заводила его на кухню и намазывала ему ломти хлеба толстым слоем маргарина.

Подобрав небольшой отряд заключенных, Ури время от времени собирал их на складе Залпетера, где знакомил с устройством автоматического оружия. Он сформировал три группы коммандос по пять человек в каждой. Среди учеников Ури были и почти дети, как Лютек Фейгенбаум, и ветераны польской армии – Польдек Пфефферберг и другие заключенные, которых называли «люди из Буздыни».

Это были еврейские офицеры и рядовые польской армии. Им удалось выжить во время ликвидации лагеря в Буздыне, который находился под управлением унтерштурмфюрера Липольда. Тот перевел их всей командой в Бринлитц. Их было примерно 50 человек, они работали на кухнях у Оскара и остались у всех в памяти как очень политизированная группа. Во время заключения в Буздыне они спорили о марксизме, а будущую Польшу видели только коммунистической. По иронии судьбы в Бринлитце они оказались на теплых кухнях самого аполитичного из капиталистов – герра Оскара Шиндлера.

«Люди из Буздыни» прикидывали, кто из заключенных, кроме сионистов, которые всего лишь хотели выжить и сохраниться для будущего, может пригодиться в бою. Некоторые из них с помощью Ури Бейски дополнительно изучали автоматическое оружие, потому что в польской армии тридцатых годов они никогда не сталкивались с такими образцами.

И если бы фрау Раш в течение самых последних, наполненных событиями дней властвования ее мужа в Брно иногда – скажем, во время приема или на музыкальных вечерах в замке – вглядывалась в глубины драгоценного камня, преподнесенного ей Оскаром Шиндлером, она могла бы увидеть в его мерцании самый страшный кошмар, который только мог бы привидеться ей и ее фюреру: вооруженных евреев-марксистов.

Глава 36

Старые собутыльники Оскара, среди которых были и Амон Гет, и Бош, порой воспринимали его как некую жертву еврейского вируса. Это не было метафорой. Они верили в его существование в буквальном смысле слова и не осуждали тех, кто пострадал от него. Им доводилось видеть, как он поражал и других порядочных людей. Как будто какая-то часть мозга человека подпадала под власть этой полубактерии, полу– чего-то непонятного… И задай им кто-нибудь вопрос: заразно ли это заболевание, то они ответили бы – да, в высшей степени! Примером тому, как передается эта подозрительная зараза, мог бы стать случай с обер-лейтенантом Зюссмутом.

Ибо всю зиму 1944/45 годов Шиндлер и зараженный им Зюссмут потворствовали тому, чтобы из трех тысяч женщин Аушвица вытаскивать группы по триста – пятьсот человек, отправляя их в небольшие лагеря, разбросанные по Моравии. Оскар, пользуясь своим влиянием, заводил разговоры о материальном возмещении и «подмазывал» людей, от которых зависел успешный исход этих операций. Зюссмут же оформлял документы. Поскольку на текстильных предприятиях в Моравии чувствовалась нехватка рабочей силы, их владельцы относились к присутствию евреев далеко не с той нетерпимостью, которую проявлял Гофман. По крайней мере пять германских фабрик в Моравии – во Фрейдентале и Ягерндорфе, в Либау, Грюлихе и Траутенау – принимали партии женщин-узниц, размещая их в лагерях у себя под боком. В бараках там было далеко не райское житье, и СС пользовалось в них такой властью, о которой Липольд не мог и мечтать. Оскар позже вспоминал, что женщины в лагерях «жили в трудновыносимых условиях». Но небольшие размеры этих лагерей при текстильных фабриках были главным условием их выживания, поскольку гарнизоны СС, охранявшие их, состояли из солдат среднего возраста, которые не отличались ни излишним рвением, ни фанатизмом. Порой там случались вспышки тифа, узниц постоянно терзал голод. Тем не менее эти небольшие, затерянные в глубине страны учреждения давали им больше шансов спастись от поголовного уничтожения, которое с весны стало политикой всех больших лагерей смерти.

Если Зюссмута еврейская зараза лишь слегка коснулась, то Оскар Шиндлер был охвачен ею с головы до ног. Через Зюссмута он потребовал предоставить в его распоряжение еще тридцать рабочих-металлистов. Не подлежит сомнению, что выпуск продукции его больше не интересовал. Что не мешало ему понимать: если он хочет, чтобы существование его лагеря сохраняло свою ценность в глазах секции, он должен постоянно подчеркивать, что ему нужны квалифицированные кадры. И если оценивать все остальные события этой сумасшедшей зимы, то можно убедиться, что Оскар Шиндлер затребовал еще тридцать рабочих не для того, чтобы ставить их к станкам и верстакам, а просто потому, что появилась такая возможность – вытащить еще тридцать человек. И не будет фантастическим допущением сказать, что им владела та же отчаянная страсть, воплощением которой было пылающее сердце Христа, висевшее на стенке у Эмили.

Но поскольку это повествование старается избегать искушения канонизировать герра директора Шиндлера, оставим в стороне идею о страстях, владевших Оскаром.

То, что он совершил, не нуждается в доказательствах.

Один из этих тридцати металлистов, которого звали Моше Хонигман, оставил письменный отчет об их невероятном спасении.

Вскоре после Рождества десять тысяч заключенных из каменоломен Аушвица III – отсюда же поставлялись рабочие на военные заводы Круппа, на комбинаты по производству искусственного горючего синдиката «ИГ Фарбен», на сборочные авиационные заводы – были построены в колонну, которую погнали в Гросс-Розен. Может быть, организаторы этого марша надеялись, что по прибытии в Нижнюю Силезию заключенных удастся распределить по другим лагерям в данном районе. Они не приняли во внимание безжалостный леденящий холод этой поры года, их не волновал вопрос питания колонны. Тех, кто, еле волоча ноги и задыхаясь от приступов кашля, отставал в начале каждого этапа, просто пристреливали на дороге. Из десяти тысяч, как рассказал Хонигман, осталось в живых не больше тысячи двухсот человек.