Читать книгу "Тайная слава - Артур Мейчен"

Игры? Их популярность следовало бы поддерживать, а то даже и поднять на еще более высокую ступень. Это касается крикета и стикера (люптонского хоккея), тенниса и файвза (разновидности игры в мяч); более того. Люптон должен стать единственной школой, располагающей теннисным кортом. Дворянская jeu de paume[141], игра королей, самая аристократичная из всех видов спорта, займет достойное место в Люптоне. Здесь будут готовить чемпионов; Люптон пригласит французских и английских маркеров, имеющих хороший опыт в последних разработках chemin de fer[142]службы. "Более половины ярда, что ж, — сказал себе Хорбери, — думаю, они сделают все, что в их силах, чтобы превзойти это достижение".

Но больше всего он надеялся на футбол. Люптонский вариант футбола, такой же необычный, как и итонская игра у стены. Считалось, что название игре дало слово-гибрид, комбинация регби и футбола; на самом деле оно произошло от поля, где раньше обычно играли в эту игру горожане. Как и в большинстве других мест, футбол в Люптоне был своеобразным поводом для массового сражения между двумя городскими приходами: Св. Михаила и Св. Павла-на-полях. Каждый год, в последний день масленицы, все горожане, и стар, и млад, собирались на городском поле и жестоко сражались, отстаивая свои убеждения.

Поверхность поля была неровной: в одном из углов его пересекал глубокий, неторопливый поток, а в середине зияли карьеры и разбитые известняковые булыжники. Поэтому футбол в городе называли "играющие глыбы", что вполне соответствовало действительности, — это было отличное место для того, чтобы сбросить человека с края карьера на глыбы, и именно таким образом в 1830 году некий Джонас Симпсон из Св. Михаила сломал позвоночник. И хотя в тот же день в канаве был утоплен мальчик из Св. Павла, подобный результат игры всегда считался лотереей. Это шло от особенностей старых традиций английского спорта, на которых школа основывала свои игры.

Городское ноле впоследствии, конечно, отобрали у горожан и застроили; но мальчики, что интересно, увековечили его традиции в виде особого футбольного ритуала. Один угол поля был помечен низким белым столбиком, который указывал направление несуществующего русла ручья, и по всей длине этой воображаемой канавы допускалось схватить противника за горло и душить, пока его лицо не начнет синеть — самая лучшая замена утоплению, какую только смогли придумать хранители традиций игры. В центре поля также размещались два высоких столба, обозначающие месторасположение карьеров, и между ними разрешалось со всей силы бить мячом в живот: удар в живот представлял собой более мягкую версию падения на камни; Хорбери, конечно же, поддерживал именно Атакой, наиболее смелый вариант игры. Этому притягательному спорту он предсказывал всемирную славу.

В люптонский футбол должны играть везде, где бы ни развивался английский флаг: на западе и на востоке, на севере и юге; от Гонконга до Британской Колумбии; в Канаде и в Новой Зеландии должен быть Temenoi этого великого обряда; путешественник, увидев мистическое ограждение — двое ворот, линию маленьких столбиков, отмечающую "ручей", и а столба, указывающих "карьеры", — узнает английскую землю так же хорошо, как и государственный флаг Соединенного Королевства. Специальные команды футболистов станут частью англосаксонского наследия; весь мир услышит о "драчунах" и "громилах", о "краях" и "форвардах". Это потребует усилий, но обязательно должно быть сделано; появятся статьи в журналах и в газетах, а возможно, об истории школьной жизни расскажет новый "Том Браун"[143]. Надо показать всем, что в центральных графствах и на севере есть деньги, а остальное — детали.

Только одно беспокоило Хорбери. Он видел прекрасные новые здания, которые будут построены, но понимал, что старина все еще имеет большое значение, а Люптон, к сожалению, мало чем мог похвастаться в плане настоящей древности. Сорок лет назад Стэнли, первый директор, начавший перестройку, снес старую Высшую школу. Однако остались ее изображения: деревянно-кирпичное здание пятнадцатого столетия с покатой крышей и подвесным верхним ярусом; в ней были тусклые, освинцованные окна и серое арочное крыльцо — Стэнли называл его "уродливый сарай". Затем пригласили Скота, и тот соорудил новую Высшую школу, которая стоит до сих нор, — великолепное здание красного кирпича во французском стиле тринадцатого века с венецианскими элементами; оно было восхитительно. Но Хорбери сожалел, что разрушена старая школа; впервые он понял, какой бесценной привлекательностью она обладала. Сменивший Стэнли Доусин разделил галереи на части; осталось только одно крыло четырехугольного здания, оно было огорожено и использовалось как жилье для садовников. Хорбери ничего не мог сказать о разрушении Распятия, которое в прежние времена стояло в центре двора. Несомненно, Доусин был прав, считая это суеверием; однако, если бы оно осталось как достопримечательность, его демонстрировали бы посетителям так же, как показывают всем любопытствующим инструменты пережитой жестокости — дыбу и "железную деву"[144]. Не было никакой опасности в поклонении Распятию, столь же безобидному, сколь и топор палача или плаха лондонского Тауэра[145]; Доусин уничтожил то, что могло бы лечь в основу благополучия школы.

Однако возможно, что-то еще удастся исправить. Высшая школа разрушена, и ее, конечно, не восстановить, но галереи и Распятие можно отреставрировать. Хорбери знал, что монумент перед станцией "Чаринг-Кросс" многими рассматривался как подлинная реликвия; так почему бы не нанять хорошего мастера, чтобы тот возвел Распятие? Но, естественно, не копируя старое — тот "Целомудренный крест с нашей Пречистой Девой Марией и Иоанном", в основании которого были помещены сцены из жития святых и ангелов. Однако громоздкая готическая постройка со множеством королей и королев, с мнимой внутренностью школы, с маленьким чугунным крестом, венчающим все сооружение, не дала бы никому ни единого повода усомниться в ее принадлежности к прекрасным памятникам Средних веков. Здесь подошел бы мягкий камень, обработанный природой в течение нескольких лет, а слой невидимого антикоррозийного покрытия защитил бы резьбу и скульптурный ряд, которые имели бы обветшавший от времени вид.

Хорбери не пренебрегал ничем. Каждая деталь его грандиозного плана заслуживала отдельного рассмотрения, формируя общую картину, которую он все время держал в голове. Сомнений в успехе не было: никакие препятствия не смогут ему помешать. Хорбери считал, что необходимо создать школьную легенду. В реальной ее истории он не видел того, чего бы хотел, но историю школы можно было бы соотнести с более легендарным происхождением Люптона. Воспользоваться, например, Textus Receptus[146]основания города Мартином Роллом — наследство 1430 года, чтобы вписать туда главу о строительстве школы, где сотни мальчиков обучались грамматике, а десяток бедных учителей да шесть связников молились за душу основателя.