Читать книгу "Короли абордажа - Владимир Шигин"

В июне 1788 года передовые части русской армии подошли к Очакову, и Потемкин велел произвести поиск к стенам крепости, чтоб отогнать от них турецкие транспорты.

— Пошлите моего брата Эммануила! — стал приставить к князю бывший при нем венецианец на русской службе Осип де Рибас.

— Ладно, — махнул рукой Потемкин. — Пусть себя покажет!

Светлейший понимал, что сейчас для поднятия духа нужен хотя бы небольшой успех. Тем более что захват транспорта должен был произойти на виду у всех. Однако эта затея провалилась с треском. Выскочившие невесть откуда турецкие галеры с легкостью отбили все потуги младшего де Рибаса пробиться к транспорту, и тот вернулся ни с чем. Потемкин был недоволен, но пока сдерживался. Снова все замерло. Противники молча готовились к решающей схватке за обладание Днепровским лиманом.

В это самое время в Херсон и прибыл Поль Джонс. Потемкин о прошлых подвигах отчаянного корсара был уже наслышан.

— Где желаешь служить? — спросил его.

— Там, где будет драка! — был ответ.

— Станешь начальствовать над эскадрой парусной! — решил князь.

Прямодушие, вспыльчивость Поля Джонса всегда создавали ему повсюду больше врагов, чем друзей. Эти обстоятельства не обещали Джонсу ничего хорошего и на новом месте, хотя Потемкин и писал императрице, что в Поле Джонсе «сделано приобретение немалое для службы».

Первое, что сделал по приезду Джонс, это встретился с Суворовым. Еще до того, как поднять свой флаг на «Владимире», он прибыл в его штаб-квартиру на Кинбурнской косе.

До чего же внешне похожи были эти два замечательных человека — великий русский полководец и известный шотландский моряк! Маленького роста и худощавые, подвижные и порывистые в мыслях и делах, они с первого знакомства прониклись друг к другу симпатией. «Здесь вчера с Паулем Джонсом увиделись мы, как столетние знакомцы», — писал Суворов. С огромным восхищением и искренним уважением вспоминал о своих встречах с Суворовым и Джонс. «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне интереснее, чем вчера, и в котором завтра я рассчитывал, — и не напрасно, — открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неописуемо храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческой способностью проникать в суть вещей под маской грубоватости и чудачества. Я полагаю, что в его лице Россия имеет величайшего воина, какого ей когда-либо дано иметь… Он не только первый генерал России, но и наделен всем, чтобы считаться первым и в Европе». Как говорится, ни прибавить, ни убавить!

Приезд Поля Джонса вызвал перестановку среди флагманов. Назначив Джонса командовать корабельной эскадрой, Потемкин в тот же день своим ордером отстранил от занимаемой должности капитана бригадирского ранга грека Алексиано. Панаиот Павлович был на такую несправедливость разобижен сильно.

— За что мне сей афронт позорный? — рыдал он вечером в каюте, напившись. — Или мало я кровушки за Россию пролил? От попрания чести моей буду я подавать в отставку!

Остаться Алексиано уговаривал Суворов.

— Батюшка, друг мой Паниоти Палыч! — обнимал его, встречая. — Заклинаю тебя внять разуму и победить страсть! Время ли сейчас для личных обид. Будьте с Джонсом как римские консулы, коих меняли ежегодно!

Алексиано мялся, вздыхая:

— Конечно, дерзость басурманскую усмирить следует… но и позор мне нанесен не малый!

Вместе с Алексиано решили уходить с флота и служившие на нем во множестве остальные греки. Заволновались и состоявшие на русской службе англичане, не желавшие идти служить под начало «изменника и пирата» Поля Джонса, причинившего им много неприятностей в Войне за независимость Северных Штатов. Сам Джонс, неожиданно для себя ставший причиной столь большого скандала, был произведенным им «штурмом» сильно смущен. Перед Алексиано он извинялся искренне:

— Простите, капитан, что стал невольно причиной вашей обиды. Прошу, однако, не покидать меня. Я здесь человек новый, вас же все знают и любят. Желал бы видеть вас рядом с собой в час битвы!

И Алексиано остыл.

— Ладно, славой потом сочтемся, — сказал он, руку Полю Джонсу пожимая. — Пока же нам турок сообща бить надлежит!

Наконец вступив в должность, Джонс поднял над флагманским «Владимиром» свой контр-адмиральский флаг. В каюте он приколотил гвоздем к переборке портрет своего друга литератора Бенджамина Франклина. Узнав, что их вождь остается служить, забрали свои рапорта об отставке и остальные греки.

— Поздравляю вашу светлость! — улыбался Джонсу при встрече де Рибас.

— Положение ваше было отчаянным, но вы одержали на здешних водах свою первую победу!

— Слава Богу, что все устроилось! — обрадовался известию о примирении флагманов и Суворов. — А то не хватало нам еще драки между своими!

6 июня Поль Джонс, приняв запас пороха и налившись водой, вывел свой 66-пушечный «Владимир» ближе к Очакову, где встал поперек лимана в окружении трех фрегатов, перегородив путь туркам. За парусными судами двинулась и гребная флотилия.

Не терял времени и Гуссейн-паша. Старый и опытный флотоводец тотчас отреагировал на действия Джонса. Ответным ходом Эски-Гассан передвинул к очаковским стенам в поддержку своим галерам несколько линейных кораблей. Турки держались на пушечный выстрел от крепости.

В ночь на 7 июня в адмиральском салоне «Владимира» состоялось совещание российских флагманов. Желчный и надменный принц Нассау-Зиген, стоявший во главе гребного флота, поглядывал свысока, поучал Джонса с Алексиано, что и как им следует делать в случае завтрашней баталии. Шотландец принца явно раздражал. Сам Джонс больше отмалчивался, в споры с Зигеном не вступал.

Он в здешних местах человек новый, кто знает, как здесь принято воевать?

Позднее историки отметят, что при всей личной неприязни флагманов в ту достопамятную ночь все неудовольствия друг другом были забыты ради общей пользы…

Едва багровый диск солнца начал подниматься над еще спящим морем, как впереди русских судов веером развернулись неприятельские галеры. Задул попутный туркам норд-вест, и они дружно бросились в атаку. Ударил первый залп. Ядра с тоскливым посвистом легли недолетом.

Над «Владимиром» взлетели сигнальные флаги: «Изготовиться к бою». В орудийных деках торопливо сновала пушечная прислуга.

Тем временем под прикрытием сильного огня турки ринулись в обход наиболее слабого правого фланга российской флотилии, возглавляемой Алексиано. Наконец прогремел и первый ответный залп. Русскую боевую линию заволокло пороховым дымом.

Внезапное начало боя застало Нассау-Зигена и Поля Джонса объезжающими на шлюпке в сопровождении нескольких баркасов суда флотилии. Заметив маленький отряд, забравшийся далеко вперед, капудан-паша немедленно велел его окружить и уничтожить. На пересечку неосторожным флагманам немедленно помчались сразу три десятка галер.