Читать книгу "Неукротимая Анжелика - Анн Голон"

— Я не очень большой теолог, — ответил Колен Патюрель, обгладывая голубиное крылышко, — но что называешь ты, государь, добром и что — злом? Для нас преступление — убить себе подобного.

— Безумцы! Безумцы все, кто смешивает мелочи земной жизни с великими истинами. Зло… Единственное непростительное зло — это отречься от своего спасения, не признать божественной Истины! И вот это-то преступление вы, христиане, совершаете ежедневно. Вы и еще евреи, коим первым была открыта Истина. Евреи и христиане осквернили наши святые книги: Книгу Моисея, псалмы Давида, Евангелия… они вписали в них то, чего там не было. Как ты можешь жить в заблуждении? Жить во грехе? Отвечай, поганый пес!

— Я не могу тебе ответить. Я только бедный нормандский моряк. Но я пошлю к тебе Рене де Мерикура, мальтийского рыцаря, очень сведущего в божественной науке.

— А где он, твой рыцарь? Приведи его!

— Его нет в Мекнесе. Он с раннего утра отправился с другими на запад за корзинами каменной крошки для строительного раствора.

Эти слова внезапно оторвали Мулея Исмаила от метафизических изысканий. Он вдруг заметил, что рабы уже три часа как отдыхают.

— Почему здесь эти собаки пожирают остатки с моего стола? — завопил он. — Я вызвал их сюда смотреть на казнь, а не хихикать над оскорблением, которое ты мне нанес. Вон с глаз моих, мерзкая свинья! Я прощаю тебя сегодня! Но завтра… берегись! завтра!..

И он велел дать по сотне палочных ударов всем пленным французам, которые в тот день ушли с работ, чтобы смотреть, как будет умирать Колен Патюрель.

Глава 15

Сады Мекнеса были прекрасны. Анжелика часто гуляла по ним, то смешиваясь с другими женщинами, то одна в двухколесном экипаже, влекомом двумя мулами. Портьеры коляски скрывали ее от посторонних взглядов, но сама она могла любоваться цветами и деревьями, сверкавшими под раскаленным солнцем. Она ожидала таких прогулок и побаивалась их: вдруг Осман Ферраджи подстроит так, что за поворотом аллеи появится султан? А это было возможно: подражая Людовику XIV, Мулей Исмаил любил прогуливаться в своих садах. Кроме того, он хотел лично наблюдать за ходом работ. Именно в эти минуты к нему можно было обратиться, ожидая милостивого ответа. Особенно если он держал на руках одного из своих малолетних сыновей или кошку и размеренным шагом в сопровождении доверенных людей из свиты прохаживался по тенистым аллеям. Каждый знал, что сейчас всего безопаснее подступить к властителю с деликатной просьбой. Султан не вскипал, как обычно, опасаясь потревожить роскошно одетую маленькую темнокожую куколку, прижатую к груди, или раскормленного кота, которого он ласково поглаживал. К детям и животным он относился с нежностью, поражавшей всех приближенных так же, как и свирепость, с какой он пытал и калечил себе подобных. Сады и дворцы были полны редкими животными. Кошки всех пород, обихоженные огромным штатом прислуги, встречались повсюду: во дворах, на деревьях, на лужайках, среди цветов — везде мелькали пушистые спины и хвосты. Сине-зеленые кошачьи глаза со зрачками цвета жидкого золота внимательно следили за гуляющими по аллеям. Кошки, присутствуя повсюду, словно воинство ангелов-хранителей, наделяли все вокруг таинственной одушевленностью.

Кошек здесь не дрессировали для охраны рабов или сокровищ, как принято на Востоке. Их холили ради них самих, что делало их ласковыми и добродушными. Звери были счастливы под властью Мулея Исмаила. Лошади, которых он обожал не менее кошек, размещались в роскошных конюшнях с мраморными сводами, где между рядами стойл били фонтаны и чистая питьевая вода текла по желобам, выложенным голубой и зеленой мозаикой. На берегу одного из прудов беззлобно переругивались розовые фламинго, пеликаны, ибисы.

Местами зелень была так густа, ряды оливковых деревьев и эвкалиптов так удачно расположены, что иллюзорная перспектива большого леса заставляла забыть о скрывающихся за ними зубчатых тюремных стенах.

Обычно прогуливающихся женщин сопровождали евнухи, поскольку в многочисленных аллеях можно было столкнуться с рабом-строителем. Только в маленькие внутренние дворики с фонтанами и олеандрами вход был безопасен.

В то утро Анжелике захотелось навестить карликового слона. Она надеялась застать там Савари — главного лекаря при этом драгоценном создании. К ней присоединились маленькая черкешенка и две другие наложницы: веселая статная эфиопка Муире и уроженка Ирана с очень светлым, цвета лимонного дерева лицом.

Они направились к зверинцу под надзором трех евнухов. Один из них, Рамидан, начальник стражи при султанше, нес на руках маленького принца Зидана. Прослышав про слона, тот с криками и топаньем потребовал, чтобы его взяли с собой.

Предположения Анжелики оправдались: около слона топтался Савари с огромной свинцовой клистирной трубкой и вместе с двумя рабами-помощниками готовился сделать своему пациенту промывание.

Слон съел слишком много плодов гуайявы. Малыш тотчас пожелал дать их ему еще. Старый лекарь не пытался помешать его капризу: несколько лишних плодов не слишком усилили бы недомогание животного, и потому не стоило навлекать на себя гнев царственного наследника.

Анжелика воспользовалась случаем и тайком сунула Савари два мягких хлебца, припрятанных под покрывалом. Толстяк Рафаи видел это, но ничего не сказал. Он получил четкое предписание не надоедать Анжелике мелочными придирками. Француженка прошептала:

— Вы уже составили какой-нибудь план бегства?

Старый аптекарь тревожно стрельнул глазами по сторонам и ответил сквозь зубы:

— Мой зять, еврей Самуил Кайан, очаровательный молодой человек, готов одолжить мне значительную сумму, чтобы оплатить метадоров, которые послужат нам проводниками. Колен Патюрель знает таких, которым удавались побеги.

— Они надежны?

— Он ручается за них.

— А почему он сам не бежал?

— Он всегда в цепях… Его освободить не легче, чем вас. Он говорит, что никогда женщины не пытались бежать, а если пытались — о том никто не знает. По-моему, стоит дождаться приезда монахов и обратиться через них к Его величеству французскому королю.

Анжелика, мгновенно вспылив, собралась заспорить, но ворчание Рафаи дало ей понять, что пора прекращать эти подозрительные переговоры, в которых страж не понимал ни слова. Евнухи поторопились вывести женщин из зверинца. Принц-Конфетка заартачился, не позволяя Рамидану взять его на руки. Его гнев утих, лишь когда за поворотом аллеи им встретился старый, почти лысый раб, фламандец Жан-Батист Колоэнс, сгребавший палую листву. Мальчик закричал, что хочет отрубить ему голову, потому что тот лыс и ни на что не пригоден. Евнухи подчинились этой свирепой причуде, посоветовав рабу падать сразу после первого удара. Сиятельный младенец поднял свою сабельку и изо всех сил рубанул. Старик рухнул наземь и притворился мертвым. Клинок сильно рассек ему предплечье. При виде крови милый карапуз тотчас успокоился и весело продолжал прогулку.

Они проходили по отдаленному саду, заросшему клевером, шедшим на корм султанским скакунам. Лужайка располагалась на невысоком уступе, обнесенном балюстрадой. За ним был разбит маленький парк из апельсиновых деревьев и розовых кустов. Это было самое красивое местечко в саду, созданное талантом садовника-испанца, которому удалось добиться бесподобных сочетаний не только цветовых оттенков голубовато-зеленой листвы деревьев с блестящими плодами в кронах и матовой зеленью кустов, но и запаха спелых апельсинов с ароматом роз. Здесь трудились два раба. Проходя мимо, Анжелика услышала, что они переговариваются по-французски. Проходя, она оглянулась. Один из них, которому вполне подошли бы парик и кружевное жабо, весело подмигнул ей. Французу надобно уж слишком недомогать от рабского ярма, чтобы даже под угрозой смерти перестать улыбаться, глядя вслед таинственной даме, чью красоту он угадывает под покрывалом. И тут маленькая черкешенка воскликнула: