Читать книгу "Нобелевская премия - Андреас Эшбах"

Одно-единственное утро в такой ситуации могло оказаться урожайнее, чем два месяца нормальной работы. Не поддаётся описанию, насколько легкомысленно высокооплачиваемые менеджеры обходятся с информацией и документами, от которых зависит благополучие и процветание их фирм. Хорошо, если я находил закрытым один из десяти кейсов с документами в комнате отеля. Во многих случаях секретные меморандумы, проекты важных договоров или внутренние калькуляции валялись просто так, нередко разложенные на кровати, по стульям, или стопками громоздились возле унитаза. Комнатные сейфы – вскрывать которые на самом деле и не было времени, не говоря уже о сопряженных с этим затратах и шумах, – практически никогда не использовались. Справедливости ради следует добавить, что подобные сейфы задуманы для ювелирных украшений и бумажников. Для вещей, заслуживающих сохранности в профессиональной жизни, они в большинстве случаев оказываются маловаты.

Лэптопы, ноутбуки и так далее ещё в несколько раз увеличивают количество информации, обладающей потенциалом добычи, и тем самым доставляют больше радости. Правда, такие компьютеры зачастую оснащены защитными устройствами разного рода – запрашиванием пароля, шифровкой и так далее, – но мало кто этим пользуется. Корпорация IBM в начале девяностых годов продавала даже весьма популярные среди руководящих работников переносные компьютеры с раскладной клавиатурой. Такой компьютер достаточно было приподнять, чтобы одним движением вынуть находящийся внизу жёсткий диск и удобно сунуть его в карман пиджака. Но когда не хочешь оставлять следов, просто подключаешь один из тех приборов, что продаются на чёрном рынке, и за пару минут скачиваешь на него всё содержимое жесткого диска. Пока убираешь ванную – на скорую руку, ведь на работу нанимаешься, в конце концов, не ради будущей рекомендации, а ради того, чтобы действовать, не вызывая подозрений, – можно завладеть всей корреспонденцией, клиентской базой или чем ещё захочешь.

Отраслевые конгрессы, помимо всего прочего, имеют ещё то преимущество, что, как правило, на них собираются самые важные персоны всей отрасли. Таким образом, можно обокрасть их всех и потом каждому из них продать секреты другого: в высшей степени выгодный бизнес, который, правда, приходится осуществлять через посредников, если хочешь и впредь работать в этой отрасли.

Чтобы действовать наверняка, полезно знать, кто забронировал какую комнату, – информация, которую добываешь заблаговременно путём отдельного взлома. Затем при найме на работу, хотя справки в большинстве случаев наводят спустя рукава, необходимо представить бумаги, которые выглядят, как настоящие; это вопрос нужных контактов и хорошего гонорара. Далее рекомендуется притвориться, что ты едва владеешь местным языком, что требует некоторого навыка и тщательно подобранной плохой одежды, зато это даёт тебе то преимущество, что ты становишься почти невидимкой, этаким Никем, в присутствии которого можно не скрываясь вести секретные переговоры на самые животрепещущие темы.

Гранд-отель Стокгольма – самый дорогой и фешенебельный отель Швеции: громоздкое коричневое здание, над зелёной крышей которого постоянно развевается лес флагов всех стран и из лучших комнат которого открывается вид на пристань, Королевский дворец и Старый город, Гамла Стан. С тех пор как существует Нобелевская премия, то есть свыше ста лет, лауреатов размещают здесь, и поначалу в Зеркальном зале этого отеля устраивался и нобелевский банкет, пока из-за тесноты не переместился в 1930 году в ратушу.

То, что Гранд-отель был старинным зданием уже в те времена, когда исполнители завещания Альфреда Нобеля вызвали премию к жизни, не должно никого вводить в заблуждение насчёт уровня его безопасности. Я знал этот отель по нескольким прошлым заданиям, но я до сих пор отчётливо помню о трудностях, связанных с его высоким стандартом безопасности. Никаких дешёвых замков, никаких слабеньких камер наблюдения, всё по последнему слову техники и самое лучшее, что можно купить за деньги. В тюрьме я читал в одной газете, что это здание в девяностые годы было во многих отношениях переоборудовано и обновлено. Кроме того, во время нобелевской недели отель просто кишел силами безопасности. Так что я подошёл к делу с полным уважением.

На удивление маленький парадный вход был всё ещё прежний: дверь-вертушка под балдахином из тёмного потускневшего металла, за дверью узкая лестница, ведущая наверх, в приёмный вестибюль. Молодой нахал в тёмно-синей униформе с золотыми галунами сидел на табурете перед лестницей и зевал так, что с его головы чуть не падал цилиндр. Всё как всегда.

Гранд-отель занимал не весь квартал, но большую его часть. Рядом находилось здание администрации «Svenska Naringsliv»; за углом, на Хофслагаргатан я заглянул в маленькую, пропылённую табачную лавку, а рядом какой-то мужчина перетаскивал в полуподвал пачки офисной бумаги с поддона, стоящего в снегу на обочине дороги. На Стальгатан я наконец нашёл служебный вход для персонала, и постепенно в голове у меня сложилось представление о том, как надо действовать.

С тех пор, как я выкрал из сейфа Рето Хунгербюля план мероприятий, я знал, что София Эрнандес Круз будет 9-го декабря присутствовать на вручении Right Livelihood Awards, которую ещё называют «альтернативной Нобелевской премией». Денежное содержание этой премии берет начало от размещения двухсот тысяч долларов, так как происходит не от предприятий со взрывчаткой, а из фонда, который основал немецко-шведский журналист Якоб фон Уэкскюль в 1980 году, продав свою огромную коллекцию почтовых марок. Церемония, как и каждый год, начиная с 1985-го, проходила в Шведском парламенте, а по её окончании предполагался банкет. Я мог рассчитывать, что у меня есть время по крайней мере до одиннадцати часов на то, что мне предстояло сделать.

Когда я, стоя перед домом Димитрия, сунул руку в карман, мои пальцы нащупали бланк удостоверения – единственное, что я прихватил с собой из офиса Нобелевского фонда. Да и то скорее по привычке и без конкретного плана. На письменном столе секретарши шефа лежала папка с погашенными чеками, подтверждениями рейсов самолётов и прочими документами, а ещё там были бланки удостоверений для сотрудников, занятых организацией нобелевских мероприятий. Походило на то, что их кто-то собрал, после того как стало ясно, что они больше никому не понадобятся.

При помощи фотоавтомата и кое-каких инструментов из писчебумажного магазина я оформил удостоверение на себя, под чужим именем, разумеется. Выглядело оно, на мой взгляд, вполне убедительно. На нём была голограмма, которая, в зависимости от угла наклона, показывала либо профиль Нобеля, либо текущий год. Такие голограммы нынче в ходу, чтобы затруднить жизнь фальшивщикам.

Один из барьеров тем самым был взят. Я достаточно разбирался в методах охранных служб, чтобы не заблуждаться на тот счёт, что одного удостоверения мало.

Поскольку было ещё рано, я забился в кафе неподалёку и там сражался со своей бездонной усталостью самым крепким кофе, какой только у них был. Я смотрел на часы и старался больше ни о чём не думать. В двадцать часов тридцать минут я расплатился и встал. Последний акт, финальная сцена.

Шагая вдоль Стрёмгатан к Гранд-отелю, я нарочно дышал глубже, чем было необходимо, и входил в роль. Я был курьер, порученец по неотложным делам, тот, кому приходится улаживать тысячу срывов, неизбежно возникающих при организации таких гигантских мероприятий.