Читать книгу "Не говори маме - Наталия Борисовна Рязанцева"

Вот, нашла!

Нож, разумеется, лежал на самом дне. Галя закатала рукав, достала носовой платок и запустила туда руку, извлекла трофей и, морщась, зажав нос от дурного запаха, понесла его в вытянутой руке.

Картинка, действительно, достойная стоп-кадра. Или плаката «Родина-мать». Так подумали одновременно Андрей и Майя, переглянувшись: ну как не восхищаться Галушкой?

В машине она вытерла руки душистой салфеткой, вытерла и нож — древнюю самодельную финку, завернула в пакет.

— Ну и что теперь с этим делать? — сказал Андрей. Было уже темно. «Уголовный кодекс» Галя спрятала в сумку. Огрызнулась:

— Оставлю на память! Муравьев пять лет отсидел за грабеж, когда вернулся — квартиру пропили с Нинкой… Вот судьба…

— Может, им деньги на похороны предложить? — сказала Майя.

За секунду молчания все вспомнили, что где-то в морге покойник — друг детства — отдыхает, отмучился. Галя, подумав, возмутилась:

— Еще чего! Получается — мы виноваты?

— Вот за что я люблю Галушку — у нее железная логика! — произнесли Андрей и Майя почти хором.

— Пригнись! — Галя сползла с сиденья, втянула голову: — Вон они там кучкуются, дружки.

Проезжали ночной подвальный магазин. Бум! — что-то грохнулось в заднюю дверь. А целились, наверно, в стекло. «Пьянь беспробудная» Нинка мелькнула под фонарем и скрылась в темноте. Андрей выругался и прибавил газу. Майя постаралась успокоить:

— Помянут и забудут.

Но оба они знали, что «покой нам только снится». И Галя напомнила:

— Твою машину тут каждая собака знает.

— Только не надо при мне о собаке, — сказала Майя.

Выехали на шоссе. Миновали большую развязку, бензоколонку. Машин становилось все меньше, но цвет их был почти неразличим в сумерках. Андрей стал клевать носом.

— Не спи за рулем, — сказала Майя.

— Спойте.

— «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек»…

Спели целый куплет. Андрей вдруг резко затормозил. Навстречу пронеслась серая «Волга» с багажником.

— Он, ей-богу он! — Андрей хотел развернуться через сплошную осевую, пуститься в погоню, но машины как на грех все шли и шли с двух сторон, и Майя сказала:

— Не делай глупости. Они сами найдут, машина уже в розыске.

«Волга» давно скрылась из виду, и дурацкий дух погони выдохся, пока они стояли на старте, и Майя крутила бинокль, в который ничего не было видно, только слепили огни. Андрей послушался, отменил погоню.

Двери дома были распахнуты. Верный Руслан радостным лаем встречал хозяина. Прыгнул разок-другой, но понял, что не хотят с ним играть — все какие-то усталые, мрачные.

На пороге кухни стояла Дина, сама на себя не похожая: тяжелый взгляд исподлобья, губы поджаты, в руке рюкзак. Но только Майя это заметила, а Галя помчалась в ванную, Андрей стал подниматься по лестнице:

— Посплю полчаса. Принеси что-нибудь.

— Слушаюсь, — отвечала Дина. — Конечно, Андрей Васильевич, надо вам полчаса поспать… Уеду я. Больше дня тут не останусь. — Кинула рюкзак возле открытой кладовки, поискала свою куртку, кроссовки, сумку — порывистыми, неверными движениями, как пьяная.

— Димка здесь был?

— Угу, вещи взял, пожрал и бегом… Что ж мне, под колеса бросаться?

— С собакой был?

— Ой, не знаю. Я ж его боюсь! «Димочка, Димочка» — а сама трясусь вся… Нет, вот, он миску взял с голубцами, понес для собаки, лодку надувную взял… Нет, вы кушайте, там еще осталось… — Они переместились в просторную гостиную, обшитую светлым деревом. Было тут и пианино, и камин, и кресло-качалка, а в углу накрытый стол, Дина их давно ждала к ужину. Но сейчас она налила себе дрожащей рукой стопку водки — видно, что не первую — и опрокинула.

— Ты б его хоть спросила — куда путь держит?

— Я его спросила?! Кто я такая — спрашивать? Кто я есть-то? Дом сторожу… «дикая собака Динка»! Это он меня спрашивал — «На хрена тебе со стариком трахаться, шла бы в „Интурист“ бабки зашибать! Хочешь, устрою?» Как будто я блядь! И ржет! Как бы он пошутил. Я сразу уйти хотела, как этот сынуля появился. Что мне тут? Что я тут видела? Орду кормить… Пью с ними, одна радость — с работягами водку пить. — Она снова налила стопку и заплакала. — У меня мама в Калуге устроилась, теперь есть куда податься…

— А любовь? — тихонько поинтересовалась Майя.

— Да какая там любовь! Как эта тварь тут появилась… Андрей Васильевич такой стеснительный, как это — спать с прислугой? Что мальчик подумает? А мне и самой стыдно… Мальчик прямо сказал — «его мадам приехала», это про вас, «так что ничего тебе тут не обломится», будто я набивалась… А я, у них уборщицей работала, в офисе, а он говорит — «пойдешь ко мне садовницей?» Ну и я, конечно, на седьмом небе, дура… Теперь все в прошлом. — Она проглотила слезы и, заметив, что Галя появилась в комнате, вскочила, ухватилась за стол, стала беспорядочно передвигать тарелки, закуски. — А теперь — как я поеду? Он все деньги унес!

— Не пей больше, Динка. Как унес? — Майя стала усаживать ее на место, она не желала садиться, выдергивала руку, уронила нож со стола.

— Унес! Я искала… Вон там — для электриков лежали… Нету! А я свои прятала. Я от него прятала и вообще — тут все ходят…

— Куда ты их положила? Может, так спрятала… сама теперь не найдешь…

— Да? Вы ничего не знаете!

Динка шаталась, хваталась за двери, но про деньги-то она хорошо помнила. В ту минуту, когда они вошли в дом, она как раз обнаружила пропажу, и с тех пор одна только мысль стучала в голове — не завалился ли куда заветный конверт, и как теперь ехать, сказать им всем или не говорить? Еще не поверят, она им всем чужая…

— Он из ящика прямо при мне взял! Отец, — говорит, — мне еще должен, я не нанимался его телок возить! Я так и села! А он пошел рубашки искать, я говорю — они в грязном… Дура! У меня ж там под клеенкой мои баксы… я скопила… а он всю корзину вывернул… вот. Вы мне не верите?

— Да верю, верю, деточка, — Майя стояла над кучей грязной одежды за дверью ванной, а Динка ползала у ее ног, еще раз перебирая рубашки, порошки, щетки, бутылки, салфетки, свой восточный халат.

— А у меня мама русская, в Калуге теперь живет, я думала — накоплю и поеду, а теперь — что?.. Нету их…

— И много накопила?

— Пятьсот долларов. Я в консерваторию поступила уже, когда у нас дом сожгли, а мама в чем была осталась, с тех пор