Читать книгу "Придорожная трава - Ольга Денисова"

Отвал уперся в угол избушки, и бульдозер замедлил ход, встретив сопротивление. Илья вцепился руками в шевелившуюся гусеницу, приподнимаясь и ломая ногти, но бульдозер взревел громче и пошел, подминая под себя обе стены.

- Нет! - закричал Илья, хватаясь за ускользавшие гребни траков.

Нестерпимая боль задушила его крик, ему показалось, что бревна избушки - его собственные кости, которые хрустят и разламываются под чудовищным весом железной машины. Как сухие ветки…

Пошатнувшаяся крыша медленно сползла на кабину бульдозера, бревна трещали, стучали друг о друга, вскидывались вверх, и беспомощно падали обратно, как руки умирающего, молящего о пощаде, и катились впереди отвала, превращавшего избушку в груду обломков. Колесо прокатилось по его ногам, поднимая вверх трак, лежавший на коленях, и Илья из последних сил вцепился в гусеницу кровоточившими ногтями. Бульдозер протащил его за собой и снова остановился, встретив на пути препятствие. Илья решил было, что это его руки остановили движение. Крыша сползла с кабины в стороны, рассыпаясь на легкие обломки. Бульдозер прибавил газ и с рыком двинулся вперед, волоча за собой Илью и круша кирпичную печь. Печь рухнула разом, как падают взорванные дома. И, словно от взрыва, ввысь метнулся черный дым, свернулся грибом и пополз в разные стороны. Печная зола, поднятая вверх, закружилась в воздухе. Серый снег. Илья разжал пальцы, хватавшиеся за гусеницу, и опрокинулся на землю, уставившись в небо. Серый снег. Сухие снежинки опускались на лицо. Пепел. Прах. Такую боль невозможно пережить. Илья обхватил голову руками и закричал, хрипло и страшно.

Мишка оттащил рычащего и рвущегося из рук Сережку к старику, к которому они ходили мыться. Дед согласился присмотреть за мальчишкой, но Мишка предпочел запереть парня в бане, что они и сделали, не обращая внимания на его мольбы и слезы.

Назад Мишка бежал изо всех сил, но, едва завидел избушку, понял, что опоздал. Бульдозер катился вперед, и Мишка, сколько бы ни спешил, все равно не мог добежать до него раньше, чем тот сомнет домик. Он видел, как Илья руками уперся в отвал бульдозера, и вскрикнул от ужаса - сейчас его прижмет к стене и расплющит. Но Илья повалился набок и откатился прямо под гусеницы. Мишка видел, как бульдозер наехал Илье на ноги и замер, уперев отвал в стену. Мишка кричал, бежал и кричал, но никто его не слышал, и крик его мало чем мог помочь.

Избушка завалилась набок, бульдозер тронулся с места, и Мишка заметил, что Илья хватается руками за гусеницы, как будто пытается встать. Когда-то он был хорошим врачом и повидал всякое, но от этой картины волосы шевельнулись на его голове. Самое страшное - он ничем не мог помочь. Он ушел, он, как дурак, согласился увести Сережку, и, наверное, Сережку надо было увести… Потому что такого ребенку видеть нельзя.

Метрах в десяти от избушки, в траве, на коленях сидел Стас, пригнув голову к земле, и что есть силы молотил по ней руками. Двое его товарищей стояли поодаль, взявшись за руки, и не отрываясь смотрели на происходящее.

Бульдозер медленно полз вперед, и Мишка стискивал кулаки и молился, чтобы он больше не останавливался. Но еще страшнее было смотреть на то, как Илья, продолжая держаться за гусеницы, волочится за машиной по земле. Да он пытается его задержать! От этой мысли Мишка снова закричал и закрыл лицо руками, спотыкаясь и падая на дорогу.

Илья был единственным человеком на земле, который отнесся к Мишке по-людски. Он был ему и другом, и старшим братом, и родной матерью. Илья прощал ему бесконечные срывы, он не уставал поднимать Мишку на ноги после запоев, мыл его, беспомощного, и стирал его вонючую одежду, кормил его с ложки, покупал ему книги, фильмы и конфеты. Как маленькому.

И Мишка ушел! Он послушался! А Илюха знал, знал, чем все кончится! Чувствовал, будто зверь. И нарочно прогнал его, так же, как прогнал Сережку! И теперь…

Мишка подбежал к избушке в ту секунду, когда бульдозер, подняв в небо столб черного дыма, прокатился над печкой и встал посреди развалин, словно хотел отдышаться. Серые бревна перемешались с кухонной утварью, опрокинутый покореженный холодильник блеснул белым боком. Зажатый в обломках лавки телевизор смотрел в небо разбитым экраном. Переливались перламутром радужные осколки дисков, битые кирпичи лежали на развалившихся полках с книгами. А ведь это была его жизнь… Была!

По Мишкиным щекам поползли слезы. В воздухе кружилась зола, медленно засыпая останки избушки. Он замер на несколько секунд, пытаясь прийти в себя от увиденного. Он и не думал, ни секунды не думал, что это будет так больно и страшно. Он не верил, что такое может произойти. Как будто считал Илью всесильным, способным предотвратить любое несчастье.

В насмешку над его иллюзией одно из торчавших вверх бревен качнулось и откатилось в сторону, открывая взгляду раздавленные спичечные домики.

Долгий хриплый крик вывел его из оцепенения. Да что же он встал!

- Илюха! Я сейчас! Потерпи! Я сейчас! - он упал рядом с Ильей на колени.

Что «сейчас»? Что он может? Илья попытался повернуться на бок, закрывая лицо локтями, и укусил свою руку, загоняя крик обратно в легкие. От этого крик его стал только страшней.

- Папа! - услышал Мишка и застонал: ну как, как Сережке удалось выбраться?

Мишка судорожно глянул по сторонам.

- Не пускайте ребенка, - крикнул он, - не пускайте!

Двое работяг попытались задержать мальчишку, но он прорвался и кинулся к отцу. Мишка загородил ему дорогу.

- Пусти! - Сережка ударился кулаками Мишке в грудь. - Пусти, там мой папа!

Мишка обхватил его за пояс и сдал подбежавшему бульдозеристу.

- Пустите! Пустите же! Это же мой папа! Мой папа! - Сережка рыдал и бился так, что двое взрослых мужчин с трудом могли его удержать.

Илья зажимал рот обеими руками - он не хотел, чтобы сын слышал его крики… Мишка нагнулся к нему, пытаясь разогнуть его локти, но ничего не вышло.

- Сейчас, сейчас, его уведут, не надо так. Дыши глубоко, дыши. Он не услышит…

Илья помотал головой.

- Пустите меня! Это мой папа! Это же мой папа! Пустите! Мой папа! Пустите!

Крики Сережки, которого оттаскивали все дальше, рвали сердце сильней, чем стоны Ильи.

Мишка выдернул ремень из брюк.

- Сейчас, сейчас… - шептал он, - жгут. Кто-нибудь, мне нужен еще один ремень!

- Пустите! Папа! Мой папа!

Бившийся в истерике бригадир поднял голову и посмотрел на Мишку как на ненормального.

- Что смотришь? - заорал Мишка. - Ремень давай!

- Да, - кивнул Стас, - да. Погоди.

Он, спотыкаясь, подбежал ближе, расстегивая пояс.

- А что? Может, еще жив будет?

- Не знаю! - завыл Мишка. - Скорую вызывай!

На этот раз бригадира не испугала вся милиция поселка. Он вытащил мобильный и судорожно начал давить на кнопки, ругаясь и несколько раз начиная сначала.