Читать книгу "Дерево растет в Бруклине - Бетти Смит"

Шестое апреля 1917 года.

Заголовок в одно слово, буквы шестидюймовой высоты. Они размазались по краям, и кажется, что слово «ВОЙНА» шатается.

Фрэнси представилась картина. Спустя пятьдесят лет она рассказывает внукам, как пришла на работу, села за читальный стол и по служебной обязанности прочитала, что объявлена война. По бабушкиным рассказам она знала, что старость состоит из подобных воспоминаний о молодости.

Но Фрэнси не хотела вспоминать. Она хотела жизнь проживать – или, на худой конец, переживать, но уж никак не вспоминать.

Она решила сосредоточиться на мгновении жизни, которое происходит сейчас. Возможно, благодаря такой внимательности она научится воспринимать жизнь как настоящее, а не как материал для будущих воспоминаний.

Она наклонилась вплотную к столу и стала рассматривать зернистую поверхность дерева. Провела руками вдоль желобка, где лежали карандаши, вобрала в себя ощущение от этого желобка. Взяла бритву, сделала зарубку на карандаше и разгладила бумажку. Потом свернула ее трубочкой, прижимая указательным пальцем, наблюдая, как она закручивается. Бросила трубочку в мусорную корзину, считая секунды до ее падения. Она сосредоточенно прислушивалась, чтобы не пропустить момент, когда свернутая бумажка почти бесшумно коснется дна корзины. Потом прижала пальцы к непросохшему заголовку, изучила испачканные подушечки пальцев и оставила отпечатки на листе белой бумаги.

Не заботясь о том, что заказчиков могут интересовать первые две страницы, она оторвала от газеты титульный лист, аккуратно свернула прямоугольником, стараясь, чтобы линии сгибов были идеально ровными, вложила в плотный желтовато-коричневый конверт, в которых бюро рассылало вырезки заказчикам.

Выдвигая ящик письменного стола, чтобы достать сумочку, Фрэнси как будто впервые услышала этот звук. Она рассмотрела замок на сумочке, открыла его, прислушиваясь к щелчку. Погладила кожу, втянула ее запах и полюбовалась завитушками на черной муаровой подкладке. Изучила даты на монетах, лежавших в отделении для мелочи. Пенни, на котором было выбито «1917», она тоже положила в конверт. Открыла тюбик губной помады и обвела красной линией отпечатки своих пальцев. Яркий цвет, гладкость и запах помады доставили ей удовольствие. Тогда она исследовала пудру в пудренице, зазубрины на пилке для ногтей, складки носового платка и попыталась согнуть расческу, но безуспешно. В сумочке оказалась потертая вырезка – стихотворение из оклахомской газеты, которое ей понравилось. Его автор когда-то жил в Бруклине, ходил в бруклинскую муниципальную школу и в молодости редактировал «Бруклин Игл». Она перечитала стихотворение в сотый раз, вдумываясь в каждое слово.

Я молод и стар, глуп и умен,Ко всем равнодушен, заботлив без меры,Отец я и мать, дитя и мужчина,Я с нежными нежен и с грубыми груб.

Измочаленная вырезка тоже отправилась в конверт. Глядя в зеркальце пудреницы, Фрэнси изучила свои волосы, как они заплетены в косы и уложены вокруг головы. Она заметила, что ресницы, прямые и черные, у нее разной длины. Затем наступила очередь туфель. Проведя рукой по чулкам, она впервые обратила внимание, что шелк на ощупь шершавый, а не гладкий. Ткань платья покрывали мелкие рубчики. Она отогнула подол и увидела, что рисунок на узком кружеве, которым обшита ее комбинация, имеет форму ромбов.

«Если я сохраню каждую мелочь этого мгновения, то всегда смогу его воскресить», – подумала Фрэнси.

Она отрезала бритвой прядь волос, завернула ее в лист бумаги с обведенными помадой отпечатками пальцев, положила сверток в конверт и запечатала его. Сверху она написала: «Фрэнсис Нолан, 15 лет и 4 месяца. 6 апреля 1917 года».

Она думала: «Если открою этот конверт через пятьдесят лет, я снова вернусь в это мгновение, и старости как будто и не бывало. Но пятьдесят лет – это большой, очень большой срок, миллионы часов. Однако один час уже прошел, пока я сижу здесь… жить осталось на один час меньше… один час из моей жизни нужно вычесть».

«Господи, – молилась Фрэнси. – Дай мне прожить каждую минуту и каждый час моей жизни. Пусть я буду веселиться, пусть буду печалиться. Пусть мне будет холодно, пусть мне будет жарко. Пусть буду голодать, пусть буду изнемогать от обжорства. Пусть буду ходить в лохмотьях, пусть буду блистать нарядами. Пусть я буду искренней и буду притворяться. Пусть буду говорить правду, пусть буду лгать. Пусть буду совершать подвиги и буду грешить. Только наполни каждый божий день, каждую божью минуту чем-то, чтобы я была кем-то. А когда я сплю, пусть мне постоянно снятся сны, чтобы ни один кусочек жизни не пропал зря».

Вошел мальчик-рассыльный и шлепнул ей на стол очередную газету. На этот раз заголовок состоял из двух слов:

ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА!

Пол закачался, буквы перед глазами расплылись, Фрэнси положила голову на влажную от свежей типографской краски страницу и тихонько заплакала. Одна из чтиц, постарше, возвращаясь из туалета, притормозила возле Фрэнси. Она прочитала заголовок, взглянула на плачущую Фрэнси. И подумала, что все поняла.

– А, значит, война! – Она вздохнула.

– Я предполагаю, у тебя наличествует дружок или брат? – спросила она, употребляя неестественный книжный оборот, как все чтицы.

– Да, брат, – ответила Фрэнси, не покривив душой.

– Весьма сочувствую, мисс Нолан, – чтица прошла на свое место.

«Я снова опьянела, – думала Фрэнси. – На этот раз из-за газетного заголовка. Да еще устроила истерику, это никуда не годится».

Война коснулась Бюро газетных вырезок железным пальцем, а потом и вовсе уничтожила его. Началось с того, что главный заказчик, на котором держалось бюро, человек, плативший тысячи долларов в год за материалы о Панамском канале и тому подобных делах, явился через день после объявления войны и сообщил, что в течение некоторого времени у него не будет постоянного адреса, поэтому он лично будет приходить за своими вырезками.

Еще через несколько дней пришли два плотных господина с тяжелой поступью, они хотели повидать хозяина. Один из них сунул какой-то документ хозяину под нос, и тот побледнел. Он достал со стеллажа толстую пачку вырезок, предназначавшихся для главного заказчика. Плотные господа просмотрели вырезки и вернули хозяину, а тот вложил их в конверт и спрятал в свой стол. Оба посетителя засели в хозяйском туалете, оставив дверь приоткрытой. Они просидели там весь день. В обед послали рассыльного в кафе, тот принес сэндвичи и кофе в картонных стаканчиках, и они поели, не выходя из уборной. Главный заказчик пришел в четыре тридцать. Замедленным жестом хозяин протянул ему конверт с вырезками. В тот момент, когда заказчик прятал его во внутренний карман пальто, двое выскочили из уборной. Один схватил заказчика за руку. Тот вздохнул, достал из кармана конверт и протянул ему. Второй господин сжал заказчику другую руку. Тот щелкнул каблуками, поклонился и вышел, зажатый между двумя плотными господами. Хозяин ушел домой – у него начался сильнейший понос.

Вечером Фрэнси рассказала маме и Нили, как прямо у них в бюро был задержан немецкий шпион.