Читать книгу "Иерусалим. Один город, три религии - Карен Армстронг"

При османах положение евреев заметно улучшилось, и потому они крайне обеспокоились, когда в 1523 г. в Иерусалиме объявился странноватый еврейский юноша по имени Давид Реувени, провозгласивший себя Мессией. Власти могли расценить его речи как подстрекательство к мятежу, а это грозило гонениями всей общине. Давид Реувени утверждал, что он – князь из далекого иудейского царства, где живут десять потерянных колен Израилевых. Вскоре эти колена вернутся в Иерусалим, но прежде ему, Давиду, необходимо выполнить одну важную миссию. При царе Соломоне мятежник Иеровоам заложил в западную стену Храмовой горы камень из языческого капища. И пока этот камень остается на месте, Спасение не наступит. Иерусалимские евреи не пожелали иметь ничего общего с планами Реувени, крайне опасными и явно абсурдными, – ведь стены, о которой шла речь, во времена Соломона не существовало. После того, как Реувени отбыл в Италию, один из раввинов Иерусалима послал итальянским евреям предупреждение, заклиная их держаться подальше от этого человека. Но пошли тревожные слухи о надвигающемся исходе евреев из Газы, Египта, Салоник, о том, что они распродают свое имущество и готовятся прийти в Иерусалим на Пасху приветствовать Мессию. «Боже, смилуйся над нами!» – в отчаянии писал раввин (Wilhelm, pp. 50–51). Массовый приход евреев в Иерусалим мог вызвать гнев властей, и невозможно было бы ни расселить, ни прокормить эти огромные толпы.

Тревога оказалась ложной – евреи со всего мира не явились в Иерусалим, и Пасха прошла как обычно. Однако Давид Реувени привлек значительное число последователей в Италии, где объявил себя новым царем Давидом. Он рассказывал ученикам фантастические вещи о своем пребывании в Иерусалиме: якобы его с почетом приняли именитые мусульмане и торжественно сопроводили на Харам. Там Реувени, по его словам, на пять недель уединился в пещере под Скалой, и в результате его длительного пребывания в молитве и посте на месте, где когда-то находился Двир, произошло необычайное событие. В первый день праздника Шавуот полумесяц, венчающий Купол Скалы, вдруг оборотился на восток, и никакими силами невозможно было вернуть его в правильное положение. Давид истолковал это как знамение, указывающее, что он должен отправиться в Рим.

Мессианское движение последователей Реувени вскоре иссякло, но это был симптом острого духовного кризиса, наступившего в еврейском мире после изгнания евреев из Испании. Период господства ислама был золотым веком для евреев аль-Андалуса, и их судьбу евреи всего мира оплакивали как величайшую катастрофу из всех постигших народ Израиля со времени разрушения Храма. В XV в. усилились и антисемитские гонения в Европе, где евреев выселяли из одного города за другим. Еврейский народ острее, чем когда-либо прежде, ощущал свою отверженность, и многие мечтали о Спасении, которое раз и навсегда положит конец их горькой разлуке с родиной и своим прошлым. Завоевание Иерусалима турками, приютившими еврейских изгнанников, породило во всей диаспоре мессианские чаяния, которые потом более сотни лет будоражили умы и сердца.

План Давида Реувени касался западной подпорной стены Харама, построенной при царе Ироде, – последнем остатке иудейского Храма. При мамлюках вдоль всей стены были выстроены медресе, и свободным оставался лишь небольшой 22-метровый участок между улицей Цепи (Тарик аль-Силсила) и Магрибинскими воротами. Раньше это место не вызывало у евреев особого интереса. Оно не имело религиозного значения – в иродианские времена здесь располагались лавки. Еврейские паломники собирались для молитвы на Масличной горе и у ворот Харама, а при крестоносцах евреи, которых изгнали из Иерусалима, иногда молились у восточной подпорной стены Храмовой горы (Adler E. N., p. 21). Однако в последние годы правления мамлюков ситуация изменилась. Евреи – может быть, потому, что молиться на Масличной горе стало небезопасно из-за постоянных набегов бедуинов, – перешли на единственный не занятый мусульманскими постройками отрезок западной стены Харама, ставший для них последней связью с прошлым.

Во время строительства городских стен, – возможно, как раз тогда, когда Синан находился в Иерусалиме и работал над проектом Дамасских ворот, – Сулейман Великолепный издал специальный указ (фирман), по которому евреям предоставлялось место для молитв у Западной стены. По преданию, именно Синан распланировал молитвенный проход у Западной стены: ему принадлежала идея снять слой земли, чтобы стена в этом месте стала выше, и выстроить параллельную стену, отделяющую участок от Магрибинского квартала[79]. Получился очень узкий проход, всего около 2,7 м шириной. Однако в этом было и свое преимущество – стена величественно возвышалась над молящимися. Очень скоро участок у Западной стены сделался центром еврейской религиозной жизни Иерусалима. Формальные обряды поклонения еще не выработались, но евреи охотно проводили здесь послеполуденные часы, читая псалмы и целуя камни. А Сулеймана Великолепного, который, скорее всего, хотел просто-напросто привлечь в город новых еврейских поселенцев, провозгласили другом и покровителем Израиля. По еврейской легенде, он собственноручно помогал расчищать участок и омывал стену розовой водой, как Омар и Салах ад-Дин, когда они восстанавливали святость Храмовой горы (Ben Dov, p. 108).

Очень скоро Западная стена обросла обычной для святых мест мифологией. Возникли естественные ассоциации с талмудическим преданием о западной стене Двира, которую, как учили раввины, не покинула Шехина и которую Бог обещал сохранить навеки (Песнь Р 2:9). Теперь эти утверждения относились к западной подпорной стене Харама. И поскольку она считалась местом Божественного Присутствия, евреи начали разуваться, прежде чем вступить в проход. Появился обычай записывать на маленьких листочках бумаги просьбы, обращенные к Всевышнему, и вкладывать эти листки между камнями кладки, дабы они постоянно пребывали перед Богом. А так как Западная стена находилась совсем близко к месту, где стоял Храм, евреи стали говорить, что именно над ней располагаются Небесные врата и молитвы поднимаются от нее прямо к Божественному Престолу. В 1658 г. посетивший Иерусалим караим из Кафы (Феодосии) Моше бен Элияху ха-Леви Ирушалми писал: «Великая святость покоится на Западной стене, изначальная святость, которая прилепилась к ней издавна и навечно» (Ben Dov, p. 69). Когда евреи входили в отгороженное тесное пространство и глядели снизу вверх на стену, возвышающуюся над ними несокрушимой громадой, они ощущали присутствие священного. Стена стала символом божественного, но одновременно и символом еврейского народа – при всем своем величии это все же были развалины, знак разрушения и поражения. «Одна и только одна стена осталась от Храма», – так продолжается рассказ Моше Ирушалми (Ben Dov, p. 69). Гигантские камни ассоциировались не только с Присутствием, но и с отсутствием. Припадая к ним, касаясь их губами, евреи обретали связь с ушедшими поколениями и минувшей славой. Подобно еврейскому народу, стена выстояла наперекор ударам судьбы. Но она напоминала и о поругании Храма – событии, которое само символизировало все трагедии, обрушившиеся на Израиль. Оплакивая Стену, евреи могли скорбеть обо всех своих потерях, прошлых и нынешних, очищаясь душой. Как и сам Храм, Западная стена, которую называют также Стеной Плача, представляла и Всевышнего, и дух еврейского народа.