Читать книгу "Пилсудский - Геннадий Матвеев"

Всей этой грязи, непорядочности, моральному разложению властных структур противопоставлялся образ маршала – скромного (ездит вторым классом, отказался от маршальского жалованья, до сих пор ходит в сером мундире легионера), человеколюбивого, думающего только о судьбе страны и общем благе, настаивающего на моральном оздоровлении (санации) государственной жизни. В повсеместное употребление было введено еще одно определение Пилсудского – «дедушка». В марте 1926 года по всей стране необычайно торжественно, почти на уровне государственного праздника, были отмечены именины 58-летнего маршала. Его славили, славили, славили и при этом настойчиво внушали полякам мысль, что государство должно жить не по конституции, поскольку она плоха, а по понятиям Пилсудского – единственного человека в Польше, знающего, что нужно стране. И эта пропаганда давала результаты. Так, 25 апреля некий Вокульский из Ловичского повета послал ему следующего содержания письмо: «Любимый пан комендант. Во имя Господа Бога войди в правительство председателем кабинета, разгони эту грызущуюся банду и правь нами жестко, по-божески, чтобы и волк был сыт, и коза цела. Народ будет за это тебе благодарен...»[213]

Росту авторитета «отшельника из Сулеювека» как неповторимого потенциального спасителя отечества способствовала наблюдавшаяся в этот момент глубокая дискредитация польской демократии образца 1921 года. В феврале – марте 1926-го произошло сближение правых и центристских партий по вопросу об основных направлениях реформирования польского парламентаризма. Поскольку сейм первого созыва не имел права менять конституцию, они сошлись на том, что прежде всего следует пересмотреть процедуру роспуска парламента и закон о выборах. Итогом этих перемен стало бы существенное увеличение в парламенте представительства польских правых и центристов. Тема необходимых перемен в польском парламентаризме в первые месяцы 1926 года отчетливо выбивалась на первый план на страницах правой и центристской прессы, в выступлениях крупнейших политиков в сейме, на митингах и собраниях. Стихийные общественные настроения недовольства усиливались целенаправленной партийной пропагандой.

Что касается левых партий, то они все больше склонялись к признанию необходимости досрочного роспуска парламента и проведения новых выборов в сейм на основании прежнего закона. А поскольку надежд на самороспуск сейма не было, то они не прочь были поддержать Пилсудского, если он решится на вооруженный путч и разгон парламента.

Существует достаточно много свидетельств того, что Пилсудский в последние месяцы перед государственным переворотом вел переговоры с рядом влиятельных представителей помещиков и предпринимателей, обещая в случае прихода к власти добиться пересмотра закона об аграрной реформе, ограничить социальное законодательство и т. д. Эти его действия указывали на желание привлечь на свою сторону те влиятельные социальные группы, которые традиционно были опорой национальных демократов. Но при этом Пилсудский не порывал отношений со своими сторонниками в левых партиях, а также с руководителями левого профцентра, имевшими возможность с помощью стачки железнодорожников парализовать жизнь в стране, в том числе и затруднить военные перевозки.

Вхождение социалистов в состав правительственной коалиции и кабинета позволяло Пилсудскому, в соответствии с его планом, мешать ее сплочению. Уже в начале февраля Морачевский поставил на заседании парламентской фракции ППС вопрос о выходе из коалиции, но не получил поддержки. После этого министр-социалист без согласования с руководством партии оставил свой пост. Но на этот раз кризис не разразился. Большинство в руководстве соцпартии не было заинтересовано в новом обострении политической ситуации без видимой причины. Вместо Морачевского в правительство был введен Норберт Барлицкий, не испытывавший к Пилсудскому излишних симпатий.

Пилсудский попытался свалить кабинет с помощью отставки Желиговского, но Скшиньский ее не принял. И все же этому горемычному правительству не суждена была долгая жизнь. Начавшийся еще при Грабском экономический кризис так и не был преодолен в первые месяцы 1926 года, переговоры о зарубежных кредитах затягивались, непрерывно росла безработица. Вновь стал нарастать социальный протест, все чаще отмечались стычки безработных с полицией. Нужны были решительные меры по оздоровлению экономики. Предложенный 19 апреля правым министром финансов Ежи Здзеховским план ликвидации бюджетного дефицита предусматривал временное повышение на 10 процентов всех налогов, кроме имущественного, таможенных пошлин, введение налогов на помол зерна и осветительные электроприборы, снижение заработной платы государственным служащим, пенсий и пособий инвалидам, увольнение из армии части офицеров и сокращение 18 тысяч железнодорожников. Он вызвал протест социалистов, предложивших другое решение вопроса – увеличить поступления от налога на имущество, уменьшить расходы на армию, сократив продолжительность срочной военной службы в два раза, расширить масштаб общественных работ для безработных. Не получив поддержки у партнеров по коалиции, ППС 20 апреля покинула ее. В Польше разразился очередной, уже четвертый за неполные три года правительственный кризис. Таким образом, события развивались в полном соответствии с планом Пилсудского.

Граф Скшиньский подал прошение об отставке, но президент ее не принял, поручив правительству меньшинства осуществлять управление страной, пока не будет решен вопрос о новом кабинете. Начался лихорадочный поиск формулы нового кабинета. В течение полумесяца были испробованы все варианты (правоцентристское, левоцентристское, внепарламентское), некоторые обсуждались не один раз. Свое мнение о кризисе высказал и Пилсудский. 29 апреля появилось очередное интервью с ним, в котором он заявил о возможности создания в конституционных рамках сильного правительства, но для этого считал нужным покончить с дурными сеймовыми обычаями. На прямой вопрос, готов ли он встать во главе такого кабинета с диктаторскими полномочиями, маршал ответа не дал.

Пока шел межпартийный торг, военный министр Желиговский 4 мая, накануне окончательной отставки правительства, отозвал из сейма старый проект закона о высших военных властях и внес новый, который, по его мнению, давал Пилсудскому возможность вернуться в армию. Он предусматривал подчинение Генерального штаба генеральному инспектору вооруженных сил, то есть ликвидировал его двойное подчинение, так возмущавшее маршала в предыдущем проекте. Но потенциальный возвращенец оставил проект без внимания. Не заинтересовали Пилсудского и попытки вовлечь его в правительство в роли то премьера, то члена кабинета. Каждый раз он в грубой форме отклонял сделанные ему предложения, все больше нагнетая политическую напряженность, что вполне соответствовало его плану.

Давление Пилсудского на правительство и сейм встречалось с решительным сопротивлением национальных демократов, имевших самую крупную фракцию в сейме, который в тот момент насчитывал уже 26(!) клубов, то есть фракций. Эндеки были резко против возвращения Пилсудского к руководству армией вследствие его полной профессиональной непригодности. Выступая в военной комиссии сената, его маршал (председатель) Тромпчиньский заявил, что это было бы равнозначно военной катастрофе государства, как в 1920 году. Он также напомнил, что у маршала нет специального военного образования и он способен руководить лишь партизанскими действиями. Столь же нелестной была его оценка пребывания Пилсудского на посту начальника Генштаба в 1923 году.