Читать книгу "Сен-Жюст. Живой меч, или Этюд о счастье - Валерий Шумилов"

– Не напечатали? – переспросил Олешу тот, к которому он, прежде всего, и обращался, – молодой начинающий литератор Борис, только-только входящий в литературу, но уже испорченный духом «оттепели», а значит, и мыслящий вполне «по-олешевски» (если иметь в виду самого мэтра середины двадцатых!). Как вспоминал потом сам собеседник Олеши, мэтр в тот момент уже был сильно навеселе, но в его голосе звучала непривычная тоска.

– Не напечатали бы, да, – продолжал Олеша, поднимая бокал с коньяком и рассматривая через него лица собеседников, – потому что это была бы страшная сказка. И я готов вам ее рассказать. Эту страшную сказку на ночь. Ведь уже наступила ночь, не так ли? И эта новая страшная сказка будет продолжением той, старой… Прошло, правда, уже много времени с тех пор, как она была рассказана, и вслед за последней строчкой сказки «что значит – «вся жизнь» я написал слово «конец». Но ведь вы знаете, как на самом деле трудно рассказать до конца сказку, главным героем которой является народ.

Не замечая переглядывания его слушателей, Олеша раздраженно дернул плечом, плеснул коньяка в бокал и начал:

– Итак, вы хотели узнать продолжение «Толстяков»? Меня самого всегда занимал вопрос: а что у них там, в Стране Трех Толстяков, было дальше? Помните, чем заканчивается моя книжка? Через год после победы над «толстяками и обжорами» на площади Звезды перед многочисленным народом выступает Суок, напарница Тибула по труппе, и сам бывший «наследник трона» Тутти! Тогда, три десятилетия назад, я так и думал: вожди восставшего народа могут и должны вернуться к своим прежним занятиям: Просперо – в оружейную мастерскую, Тибул – в балаганчик «дядюшки Бризака»…

– А теперь, Юрий Карлович? – собеседник мэтра недоумевал: – Вы хотите «переиграть» финал?

Олеша сердито поднял на него мутные глаза, тряхнул седой гривой:

– Нет, поздно… Да и ни к чему. Кому сейчас охота читать такое «революционное продолжение», вроде: «Время мятежников прошло. По всей вероятности, их не было на самом деле. Просто одних бюрократов со временем сменяли другие!» – он улыбнулся, потом пожевал губами и продолжил: – А если серьезно, хотя народ в «Толстяках» и решил свою судьбу, главные герои «моей», – он подчеркнул это слово, – «моей» книжки не могли уйти «на покой». Какой к черту может быть «покой» в стране победившей революции? Даже если это и страна из детской сказки…

– Не такая уж она и детская, Юрий Карлович…

– Да, Борис, совсем не детская, ведь и там льется кровь. Реализм, так сказать… Ну, а согласно реалистическому продолжению, кто должен был править в Стране Трех Толстяков после свержения этих самых «Толстяков»? Понятно кто – Просперо и Тибул. Кроме них у народа не было других вождей. Трех Толстых посадили в клетку в зверинец, люди ходили смотреть на них, это все прекрасно (или не прекрасно?), но кто теперь, спрашивается, за них управлял, назначал, распределял и казнил? Другие, менее достойные? Какой-нибудь продавец воздушных шаров? Или какой-нибудь возчик? Нет, народ сам не позволил бы моему оружейнику и моему гимнасту отойти в сторону и почивать на лаврах! Они должны были войти в новый Революционный Государственный совет, избранный путем всеобщего голосования вместо старого Госсовета Трех Толстяков, арестованного в полном составе. Просперо стал министром труда, а Тибул (как персонаж более образованный – все-таки «человек искусства», хоть и с подмостков, – ха!) – председателем этого самого Ревгоссовета. Даже доктор Гаспар Арнери, на свое счастье (или несчастье) вдруг так неожиданно оказавший

услугу революции всем этим делом с «куклой наследника Тутти», был назначен министром народного просвещения.

– Дальше, – Олеша глотнул из бокала, прочистил горло и продолжал: – С программой ревстроительства новому Госсовету пришлось тяжелее. Лозунг «Да здравствует народ!» на алых флагах, висевших «на всех перекрестках» в день победы революции, слишком абстрактен; лозунги «Все, что сделано руками бедняков, принадлежит беднякам!» и «Долой лентяев и обжор!» более понятны: народ ни за что больше не допустит существования богатых в Стране Бедняков… Впрочем, ненависть моих голодранцев и их вождей, Проспера и Тибула, к богатству понятна: имущественное неравенство быстро превратит в «толстяка», враждебного народу, любого бывшего бедняка, до этого сражавшегося за этот самый народ. Не очень понятно только: почему после Революции Бедняков бедняки так и остались бедняками, ведь все богатства страны достались народу! Откуда они, спрашивается, продолжали браться эти бедняки, если не стало богачей?…

– Интересно, – собеседник Олеши был явно заинтригован. – А сами-то вы, Юрий Карлович, понимаете, что у вас произошла за революция – буржуазная или пролетарская? Судя по бытовой стороне вашей повести, действие в ней происходит где-то около времен Французской буржуазной революции, с другой стороны, революция у вас явно не «буржуазная»: совершается против «толстяков и обжор» – буржуев то бишь, но совершается не «пролетариатом», которого еще нет, а просто «рабочими, ремесленниками и солдатами». Крестьянство у вас вообще неизвестно где… Непонятно, как эта Жакерия продержалась бы…

– Ага, буржуазная-пролетарская, – проворчал Олеша, – за большевиков-коммунистов, а кто и за Третий Интернационал!… Вы слишком серьезно воспринимаете несерьезные вещи! А жизнь – это такая несерьезная штука! Особенно в свете того, что было бы дальше, если иметь в виду продолжение. Как раз в свете вашей аналогии с Французской революцией продолжение получится с гильотиной…

– Ее, конечно, изобрел ваш «ретивый оружейник» Просперо?

– Свято место пусто не бывает… Если хочешь соответствовать эпохе-с… Которой в одном веке служит газовая камера, в другом – гильотина. Ну пусть будет не гильотина, а ее итальянский прообраз – «маняйя», тоже машинка для отпиливания голов… С кого начнем? – Олеша вновь налил коньяка на дно пустого бокала и быстро заговорил:

– Не буду придумывать ничего нового, пойду по стопам предшественников, раз уж вы сами вспомнили лукавых французишек. Понятно, что мои санкюлоты оказались ничем не хуже ни французских, ни наших русских: переименовали Дворец Трех Толстяков в Дворец Равенства, Дворцовый парк – в Парк Равенства, улицу Тени, где жил доктор Гаспар -

в улицу Света, Площадь Звезды так и осталась Площадью Звезды (ну, разве что, может быть, ее переименовали в Площадь Пятиконечной Звезды), зато Площадь Суда теперь стала называться Площадью Революции (удивительно, «редкое» название – у нас в каждом городе есть площадь с таким именем!). При старом порядке здесь стояло десять плах, новый порядок ограничился одной – гильотиной…

Предназначенной для бывших «толстяков и обжор», то есть тамошних «врагов народа». Каких, в частности? – Олеша на мгновение запнулся: – Ну, например, голов лишились капитан дворцовой стражи граф Бонавентура, государственный канцлер Трех Толстяков, другие члены Государственного совета, в том числе и министр народного просвещения (за него заступался доктор Гаспар, но безуспешно), бывший воспитатель наследника Тутти (сам экс-наследник даже не узнал об этом). Три Толстяка, к величайшему огорчению всего народа, до казни не дожили. Вскоре после своего заточения они погибли в своей клетке, «заеденные вшами», как писала революционная пресса, или попросту заморенные голодом и плохим обращением. В точности так же, как кончил предводитель восставших сицилийских рабов Евн