Читать книгу "Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти"

Какой прок был бы Руби, если бы ее мама стала лучшей виолончелисткой в мире? Клементине надо было следить за ней. Прислушиваться. Ей следовало бы сосредоточиться на ребенке.

Разумеется, музыка Клементины не имеет никакого отношения к тому, что произошло сегодня. Она это знает.

Если Руби не доживет до утра, если ее здоровью нанесен какой-то долговременный вред, Пэм трудно будет справиться со своим гневом. Ей надо будет найти в себе силы забыть о нем и поддержать Клементину. Пэм положила ладонь себе на грудь. Руби стабильна, напомнила она себе. Это розовое личико с пухлыми щечками. Эти озорные, немного раскосые кошачьи глазки.

– Пэм? – проговорил Мартин.

– Что? – вскинулась она.

Он внимательно ее рассматривал.

– У тебя такой вид, будто тебе плохо с сердцем.

– Ну нет, большое спасибо, я прекрасно…

Распахнулась дверь, и на пороге появился Оливер, в тренировочных брюках и футболке.

– Здравствуй, Оливер.

До сих пор Пэм не видела его в повседневной одежде. Обычно он носил симпатичную клетчатую рубашку, заправленную в брюки. За много лет Пэм часто встречалась с ним по разным поводам, но так и не узнала его хорошо. Он всегда расхваливал фирменное блюдо Пэм, морковный торт с грецкими орехами. Похоже, он вбил себе в голову, что этот торт не содержит сахара, и это было заблуждение, но она не торопилась поправить его – он такой худой, немного сахара ему не повредит.

– Холли сейчас смотрит мультик. Конечно, мы с удовольствием оставили бы ее на ночь, – печально произнес Оливер.

– О-о, ей бы это понравилось, – сказала Пэм. – Но понимаешь, все мы боролись за нее, чтобы отвлечься от тревоги за Руби.

– Как я понимаю, вы стали героями дня. – Мартин протянул Оливеру руку.

Оливер подошел, чтобы ответить на рукопожатие.

– Не знаю насчет…

Но к удивлению Пэм, ее муж в последний момент передумал пожимать Оливеру руку и вместо этого неловко обнял, похлопывая по спине, вероятно, слишком сильно.

Пэм ласково погладила Оливера по плечу.

– Ты герой, – с чувством произнесла она. – Вы с Эрикой герои. Когда Руби привезут домой и она поправится, мы пригласим вас на особый ужин. Ужин, посвященный героям! Я приготовлю тот морковный торт, который тебе, я знаю, нравится.

– О-о, чудесно, очень любезно с вашей стороны. – Оливер отступил назад, опуская голову, как четырнадцатилетний подросток.

– Где Эрика? – спросила Пэм.

– Она уже спит. Она не совсем хорошо… себя чувствовала.

– Наверное, от потрясения, – сказала Пэм. – Все чувствуют себя… ну-ка, посмотрите, кто этот там? Привет, милая. Посмотрите только на эти крылышки феи!

Холли сразу подошла к ней и уткнулась лицом в живот Пэм:

– Привет, бабуля. Я «измучена».

Она изобразила пальцами кавычки. Ее смешная привычка.

– Хорошо, – сказал Оливер. – Сейчас принесу твою коллекцию камешков, Холли.

– Нет. Не надо, – почти агрессивно проговорила Холли. – Я же говорила тебе, что мне они не нужны. Оставь себе.

– Ладно, я позабочусь о них. Если ты передумаешь и захочешь забрать их назад.

– Холли, иди к дедушке.

Мартин протянул к Холли руки, и она подпрыгнула, обвив его ногами за талию и положив голову ему на плечо. Бесполезно говорить Мартину, чтобы не носил ее после операции на колене. Все равно будет носить.

Холли уснула в машине и не проснулась, когда Мартин нес ее в дом и даже когда Пэм переодевала ее в пижамку. Мартин считал, что переодевать не надо, но Пэм знала, что в пижаме спать гораздо удобней.

Но когда Пэм наклонилась, чтобы поцеловать ее на ночь, глаза Холли широко раскрылись.

– Руби умерла? – спросила она.

Она лежала на животе, повернув голову набок, спутанные волосы закрывали лицо.

– Нет, милая. – Пэм отвела волосы от лица Холли и погладила их. – Она в больнице. О ней позаботятся врачи. С ней будет все хорошо. А ты спи.

Холли закрыла глаза, и Пэм погладила ее по спине.

– Бабуля, – прошептала Холли.

– Да, милая?

Пэм чувствовала, что устала.

Холли что-то прошептала, но Пэм не смогла разобрать.

– Что-что?

Пэм наклонилась вперед, чтобы услышать.

– Папа и мама очень-очень на меня сердятся? – прошептала Холли.

– Конечно нет! Почему они должны на тебя сердиться?

– Потому что я ее толкнула.

Пэм похолодела.

– Я толкнула Руби, – повторила Холли уже громче.

Рука Пэм застыла на спине Холли, и на миг Пэм не узнала ее – рука казалась слишком старой и морщинистой.

– Она унесла мою сумочку с камешками. Руби стояла на краю фонтана с моей сумочкой и не хотела отдавать ее, а она моя, и я пыталась отнять ее и потом отняла и толкнула Руби, потому что очень, очень рассердилась.

– Ах, Холли…

– Я не хотела, чтобы она утонула. Я думала, она побежит за мной. Она попадет на небеса? Не хочу, чтобы она попала на небеса.

– Ты сказала кому-нибудь?

– Оливеру, – пробормотала Холли в подушку, как будто испугавшись, что это тоже проступок. – Я сказала Оливеру.

– А что сказал Оливер?

– Он сказал, что когда я увижу Руби в больнице, то должна очень тихо прошептать ей на ухо «прости» и никогда, никогда не должна больше толкать ее.

– А-а, – произнесла Пэм.

– Он сказал, что это наш секрет и что он никогда никому на всем свете не скажет.

Он милый человек, Оливер. Хороший человек. Пытается делать правильные вещи.

Но что, если Холли не представится случай прошептать Руби на ухо «прости»? Руби стабильна. Руби не умрет ночью.

Но если она все-таки умрет, Пэм не допустит, чтобы ее прелестная невинная внучка заплатила за невнимательность Клементины.

– Знаешь что? Не думаю, что она упала, когда ты ее толкнула, – твердо произнесла она. – Наверное, это произошло позже. После того, как ты убежала. Наверное, она поскользнулась. Точно, поскользнулась. И упала в воду, милая. Ты ее не толкала. Я знаю, что не толкала. Вы немного поспорили из-за сумочки у фонтана, и бедная Руби упала в воду. Это был просто несчастный случай. А теперь давай спать.

Дыхание Холли выровнялось.

– Просто выкинь это из головы, – сказала Пэм. – Это был несчастный случай. Ужасный несчастный случай. Это не твоя вина. И на самом деле ничья.

Она продолжала гладить Холли по спине круговыми движениями, как будто это была бесконечная рябь от брошенного в воду камешка. Делая это, она говорила и говорила, чтобы память, как и рябь на воде, пропала. Забавно, но она почувствовала, что гнев в отношении Клементины угасает, словно его никогда и не было.