Читать книгу "Страх и отвращение предвыборной гонки '72 - Хантер С. Томпсон"

Холодный взгляд человека на ресепшене. Никаких рукопожатий.

«Ну… Хо-хо, да… Я не мог не заметить, что вы любовались работой моего друга Ральфа Стэдмана. Хо-хо, у него, разумеется, есть способности, да? Конечно, есть. Добрый старина Ральф». Грустная улыбка и пожатие плечами. «Сумасшедший, как лунатик, конечно. Последняя стадия сифилиса мозга». Продолжай улыбаться, еще раз пожми плечами. «Господи, что тут поделаешь, а? Эти чертовы порочные англичане готовы ради денег на все что угодно. Ему хорошо платят за эти похабные рисунки. Мои протесты были полностью проигнорированы. Это чертов позор, как я выражаюсь. Куда, черт возьми, катится мир, если проклятому британцу сходят с рук такие вещи?»

Никсон никогда не скрывал своего отношения к прессе. Для него она все та же банда «предвзятых ублюдков» и «циничных сукиных детей», как он обозвал ее за кулисами в день выборов в Калифорнии десять лет назад, когда сделал свое теперь уже легендарное заявление о признании поражения после проигрыша губернаторской гонки 1962 года Пэту Брауну. Его помощники пытались удержать его, но Никсону не было до них дела. Дрожа от ярости, он вышел перед политическими журналистами, переполнявшими танцзал отеля, и прорычал: «Это моя последняя пресс-конференция! Вам не придется больше пинать Ричарда Никсона!»

Свое обещание он не выполнил, но гнев, заставивший его произнести эти слова, по-прежнему горит в его груди. Он редко проводит пресс-конференции и почти не поддерживает личных контактов с представителями прессы, которые с ним работают. В Белом доме и в дороге он «общается» с пресс-корпусом через свой рупор — пресс-секретаря Рона Циглера, высокомерного 33-летнего парня, который прошел школу мастерства, вкалывая пиарщиком для Диснейленда, и обращается с журналистским корпусом Белого дома как с бандой проблемных пьяниц, которых терпят только до тех пор, пока они держат свои грязные лапы подальше от босса.

Несколько репортеров, которые переключились с кампании Макговерна на кампанию Никсона в этой последней поездке в Калифорнию, были поражены разницей между ними. Поездка с Макговерном отличается от поездки с Никсоном, как гастрольный тур с «Грейтфул Дэд» от вояжа с Папой Римским.

Мой первый опыт участия в этом действе состоялся после прибытия Никсона в Окленд. После нервных обжиманий с некоторыми из нескольких сот прекрасно натасканных молодых «сторонников», которые сгрудились вокруг, чтобы поприветствовать его перед телекамерами, Никсона спешно сопроводили в огромный черный пуленепробиваемый «кадиллак» для краткого появления на одной из новых станций городского общественного транспорта в Бэй Эреа. Три больших автобуса с прессой отправили по другой дороге, и, когда мы прибыли на станцию «Барт», нас спустили на грузовом лифте в узкий коридор за стеклянными стенами диспетчерской.

Через несколько секунд Никсон вышел из соседнего тоннеля метро, быстро помахал толпе и был препровожден в диспетчерскую с дюжиной местных республиканских должностных лиц. Два сертифицированных безобидных фотографа были допущены внутрь, чтобы запечатлеть рукопожатие президента, ведущего светскую беседу с инженерами. Его содержательные замечания были переданы представителям прессы, толпящимся в коридоре, с помощью громкоговорителей.

Понаблюдав за всем этим, я обратился к Бобу Грину, молодому репортеру Chicago Sun-Times, который только что покинул кампанию Макговерна.

— Господи, — воскликнул я. — Это всегда так происходит?

Он рассмеялся:

— Черт, это еще неплохо! Мы, по крайней мере, видим его. Вчера в Нью-Йорке я сопровождал его в течение 12 часов и ни разу не увидел вживую — только на экране телевизора, когда он выступал с речью. Они заперли нас в отдельной комнате с динамиками и телемониторами.

* * *

Наша следующая остановка была на другой стороне залива, в Сан-Франциско, где у Никсона было запланировано обращение к нескольким сотням «Молодых республиканцев» на обеде по 500 долларов за блюдо в бальном зале (принадлежащем ITT) «Шератон-Пэлас». Тысячи антивоенных демонстрантов слонялись по улицам снаружи, держась на безопасном расстоянии от сотен полицейских, сжимавших в руках ружья 12-го калибра.

«Высказывания» Никсона были переданы в пресс-центр, где сливки американской журналистики сидели рядами за несколькими длинными, покрытыми белыми скатертями праздничными столами и ели ростбиф, следя за происходящим с помощью двух больших коричневых динамиков, повешенных на стену.

Я пошел через улицу в таверну «Шилдс Хаус», где встретил 30-летнего торгового моряка, одетого в твидовый спортивный пиджак и галстук, который сказал, что он и трое его друзей только что «сбежали с этого проклятого фальшивого представления».

— С митинга Никсона? — спросил я.

Он кивнул.

— Черт, они попытались заставить нас репетировать «Ура»! Они загнали нас всех в большую комнату и велели сверить часы, чтобы мы все начали петь эту чертову песню «Никсон сейчас» ровно в 13:17, когда его автомобиль подъедет к дверям.

Я улыбнулся и заказал «Туборг».

— Почему бы и нет? Вы не умеете петь? И вы хотите сказать, что просто забили на этот обед за 500 долларов и даже не остались, чтобы съесть его?

Он отмахнулся.

— Черт, вы шутите? Я что, выгляжу как один из тех молодых республиканских говнюков? Вы думаете, что я заплатил бы 500 долларов, чтобы пообедать с Никсоном?

Я пожал плечами.

— Да нет же! — воскликнул он. — Какой-то парень там, в Морском зале, просто подошел и спросил, не хотим ли мы пойти на обед по 500 долларов за блюдо бесплатно. Мы сказали: «Конечно», — и он дал нам билеты, но ничего не сказал о том, чтобы аплодировать и петь песни. — Он покачал головой. — Черт, нет, только не я. Когда они начали эту фигню, я просто вышел.

— А ваши друзья остались? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Думаю, да. Они уже здорово набрались.

— Здорово набрались? — переспросил я. — Сторонники Никсона?

Он посмотрел на меня.

— Никсона? Вы с ума сошли?

Я начал спрашивать его о Макговерне, но тут прибыл мой адвокат, и мы надолго погрузились в обсуждение деловых вопросов, а потом я посмотрел в окно и увидел, что автобусы для прессы начинают заполняться. Тогда мы тоже вышли наружу и присоединились к кортежу Никсона, возвращавшемуся в аэропорт Окленда, где нас всех уже ждал самолет для прессы, чтобы доставить в Лос-Анджелес.

Никсон, как всегда, находился в частном отсеке на «борту номер один». Пять или шесть «ручных» журналистов отправились вместе с ним. Или, по крайней мере, они отправились на том же самолете. Крошечный отсек для прессы в самом дальнем конце, и никто не может покинуть его во время полета без специального разрешения Рона Циглера, который принимает запросы на короткие интервью с Никсоном и, как правило, оставляет их без внимания.

Когда мы добрались до Лос-Анджелеса, я спросил одного такого «ручного» парня из United Press International, есть ли для журналиста какие-то преимущества в путешествии на «борту номер один» вместо самолета для прессы.