Читать книгу "Цена империи - Александр Мазин"

– Ты кое-что не учел, – сказал Черепанов, отправляя в рот последнюю маслину.

– Что именно?

– Народ Рима. Это не две тысячи. И даже не двадцать…

– Тогда уходим…

– Боюсь, если мы уйдем, фракийцу это очень не понравится.

– Хм-м… – Коршунов сразу помрачнел. – Серьезный довод. Что будем делать, командир?

– К Сабину пойду. Узнаю, как он по ситуации мыслит. Строго говоря, он – наш начальник. Странно, что он еще за мной не посылал…

– Посылал. Трижды. – Коршунов усмехнулся. – Твоя охрана их завернула. Сказали: отдыхает. Мало ли что нужен префекту Рима! Да хоть Юпитеру Капитолийскому! Ну, может, если бы еще фракиец за тобой послал – разбудили бы. Я, Генка, их беседу с последним гонцом слушал: большое удовольствие получил.

– Угу. – Черепанов застегнул ремень, поправил меч. – Я тоже скоро удовольствие получу. Непосредственно от префекта Рима.

– Да ладно! – отмахнулся Алексей. – Он тебе слова дурного сказать не посмеет. Ты ему сейчас важнее самого Юпитера!

– Да ну их всех… – пробормотал Черепанов. Он был по-настоящему расстроен. Приехал, можно сказать, на собственную свадьбу (пусть и с поручением от императора), а угодил на массовые похороны. – Короче, Леха. Отбери из своих сотен пять, покруче. Чует мое сердце: пошлет меня Сабин Сенату мозги вправлять… Что мне делать совсем не хочется. – Последнее Черепанов произнес совсем тихо, чтобы Алексей его не услышал. Ах тестюшка, сучий потрох! Мог бы, блин, заранее предупредить! Хотя… хули тут предупреждать? Геннадий – доверенный военачальник Максимина. Враг. А что в женихах у дочери числится, так это и исправить недолго. На хрена благородному римскому роду – варвар?

Ладно, разберемся…

Черепанов, с помощью охраны, пропихнулся через негустую толпу, взбежал по лестнице (шеренга преторианцев раздвинулась, пропуская, – узнали) и окунулся в прохладную тень дворцового портика. Да уж, удружили будущие родственнички, ничего не скажешь… И что теперь скажет Сабин?

– Проклятие на всех Гордианов! – прорычал Сабин, отшвыривая в сторону ни в чем не повинное кресло с обивкой из красного бархата. – Сенат уже объявил их богоравными Августами! Ну это ненадолго! Капелиан со своими маврами вышибет из них дурь. Но здесь, в Риме, не должно остаться ни одного из этого семени! Ты, легат Геннадий, сейчас пойдешь и прикончишь щенка и маленькую сучку!

– Не думаю, что я сделаю это, – холодно произнес Черепанов.

Сабин шагнул к нему, посмотрел в упор:

– Сделаешь! Еще как сделаешь! Потому что пришло время разобраться, кому ты служишь: своему императору или своему приапу! Мы все знаем: ты хитрый двуличный волчара! Но мы верили, что, когда припрет, ты нас не предашь! Пришло время узнать, так ли это! Шакал ты или л ев ? Кто тебе дороже: смазливая девка-патрицианка или твои друзья? Сладкая вагина или те, кто сражался с тобой бок о бок, прикрывал тебя щитом в бою, подставлял плечо, когда тебе было худо?..

Черепанов молчал.

– С кем ты, лев ? – спросил Сабин. – Помнишь, ты когда-то говорил Аптусу, что Рим для тебя – прежде всего. Что ради блага Империи можно преступать закон. Сейчас судьба Рима, судьба императора – в твоих руках. Уничтожь щенков Гордиана! Веди своих варваров к Сенату! Возьми под жабры этих трусливых болтунов, пока они чешут языками, не решаясь действовать! Введи в город своих легионеров! Мы вырежем всех проклятых бунтовщиков! Всех проклятых сенаторов и их прихвостней! Клянусь, Тибр покраснеет от крови врагов Рима, как краснели воды Рейна от крови германцев!

«Цена Империи… – подумал Черепанов, глядя на покрасневшее лицо префекта вечного города. – Цена, которую должны заплатить все. И горожане, и я, и моя Корнелия. Чтобы стоял Рим. Чтобы император Максимин фракиец продолжал бить его врагов. Внешних и внутренних…»

– Решайся, лев ! – Сабин положил руки на плечи Геннадия, и тому вдруг показалось, что даже сквозь ткань и сталь лорики он чувствует, как влажны ладони префекта Рима.

«А ведь ты боишься, Сабин! – подумал Геннадий. – Ты боишься, что тебе придется заплатить свою цену! О благе Империи ты печешься или о своем собственном? Большая часть преторианцев изменила тебе. Народ Рима тебя ненавидит за твою жестокость. Сенаторы, дай им волю, собственноручно разорвут тебя на куски. Конечно, ты можешь попытаться удрать, но – куда? Фракиец лично спустит с тебя шкуру. И только я – твоя последняя надежда. Я и мои солдаты, мои легионеры и германцы Алексея. Наши солдаты. Не твои, не фракийца, не империи, а лично наши с Лехой. Так что, если я сейчас скажу, что меняю свою поддержку на жизнь Корнелии и ее брата, – ты согласишься. Никуда не денешься. А что потом? Потом ты начнешь резать всех, кого посчитаешь врагами Максимина, – и от этого врагов у него станет еще больше. Или нет? Черт! Откуда я могу знать!»

– Ладно, хрен с тобой! – сказал Геннадий по-русски, сбрасывая с плеч руки префекта Рима. – Обидно будет просрать и эту Империю! – И перейдя на латынь: – Хорошо! Я еду за гордианами! А потом – в Сенат! – и двинулся к выходу.

– Убей их, Череп! – крикнул ему вслед Сабин. – Помни: в твоих руках судьба Рима и Августа!

– Да пошел ты в жопу, – пробормотал Черепанов, спускаясь по лестнице. – с дороги! – Он отпихнул не успевшего убраться преторианца. Одного из немногих, оставшихся верными Сабину и своему префекту. – С дороги! – Он прошел через шеренгу дворцовой охраны, его тут же обступили его собственные телохранители – легионеры, которые, выстроившись клином, легко раздвинули толпу. Народ не препятствовал. Он еще не созрел для хорошей драки, но дай ему время…

Германцы Коршунова ждали его на площади. Вокруг них уже собралась толпа, кое-кто выкрикивал угрозы… Но напасть на грозных всадников римляне не решались.

– Генка! – Коршунов выехал вперед, навстречу Черепанову. Берегед и Сигисбарн тут же устремились следом, прикрывая своего рикса, – очень правильный рефлекс. – Ну что? Что ты решил?

– Ничего, – буркнул Черепанов. – Коня мне. И – поехали. По дороге разберемся.

– Куда поедем?

– Сначала – к дому Помпея,[103]заберем внука Гордиана-старшего, а потом – к Корнелии.

С мальчишкой проблем не было. То есть в доме околачивались с полсотни охранников, присланных Сенатом, но при виде тысячи ауксилариев-германцев они моментально наделали в штаны и побросали оружие. Гордиан-самый-младший вел себя достойно, страха не выказал, хотя коленки у пацана дрожали.

– Крутой мужик будет, когда вырастет, – заметил Коршунов, собственноручно подсаживая мальчугана на коня.

– Если вырастет, – буркнул Черепанов, который еще не решил, как поступить. Мальчишка его знал и смотрел с надеждой. Черепанов хмуро улыбнулся – и пацаненок расцвел: ну конечно, храбрый дядя Геннадий не причинит ему зла. Стоит ли Империи одна детская улыбка? А хрен его знает…