Читать книгу "Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор"

И в словах чиновников было много правды. Они сами прикормили этот городской планктон и с тем большим правом его презирали. Потом эту аргументацию подхватили и патриоты, им требовалось сознание нравственной правоты, а интеллигентское нытье мешало; вставая с колен, чтобы душить соседнюю страну, они задались вопросом: А судьи кто? Интеллигенции-то нет — и судить нас, стало быть, некому.

Мы — с народом, а народ — соль земли.

И это, отчасти, правда.

Незначительная поправка к моему предыдущему утверждению (касательно отсутствия интеллигенции) состоит в том, что и народа тоже нет.

В первую очередь мимикрировал сам народ — а интеллигенция уже потом.

Нет никакой народной культуры — Бахтин бы растерялся, стараясь найти применение своей теории. Была прежде, а больше нет.

Нет уже ни крестьянства, ни пролетариата, а разнорабочий на подхвате, капслужащий на побегушках, униженный и оскорбленный секретарь в офисе, — не является ни крестьянином, ни пролетариатом. Заводы угробили, промышленность убили, деревни вымерли, промзоны пугают, и рабочая окраина не вдохновляет.

Общество разрушено, общественные страты рухнули, дом сгнил; интеллигенции нет ровно на том основании, что нет взаимной ответственности страт; тем самым — народа нет; есть рассеянные единицы; население. Представляет ли боевик Моторола — пролетариат? Является ли Захарченко выразителем интересов рабочего класса? Разумеется, нет. Это люмпены, и они могут защищать интересы люмпенов — более ничьи.

Впрочем, до известной степени, интересы люмпенов сегодня соответствуют интересам всего населения: население люмпенизировано. Профсоюзов нет, рабочего класса нет, и нет даже обиды на тех, кто уничтожил рабочий класс — осознания собственного бытия нет.

Обиду населения направили в другую сторону: не на тех, кто ограбил, а на соседей.

Сегодня население сплотили. Людей сплотила ненависть.

Некоторые говорят, что людей сплотили идеалы; это неправда. Идеалы — это хорошее, когда желают добра; сегодня люди хотят плохого соседу — и это все, что их обиженные души сплотило. Идеального здесь нет, и не могло быть. Ценой убийства себе подобных разрозненные обиженные почувствовали себя коллективом. Люди способны объединиться на дурное дело, а хорошее дело людей более не объединяет.

У населения — у страны — у ее лидеров — нет никакого плана хорошего дела.

Людей сплотило желание убивать и отвоевать землю, а вот что делать на земле, никто не знает. И на собственной большой территории ничего сделать не смогли. И на соседней не сможем.

А интеллигенция есть. Ее просто не там ищут.

Интеллигенция — то есть, те люди, которые сравнивают лозунг дня сегодняшнего с моральным императивом; те, кто читает не газеты, а философов; ежеминутно размышляет и сопоставляет; они, разумеется, есть.

Много интеллигентов не бывает, да это и не нужно: интеллигенция — это соль и перец земли. Именно интеллигенция — а вовсе не народ, и есть соль земли. Книгочеев можно перебить, объявить врагами народа. Впрочем, фраза «враг народа» появляется именно в те времена, когда народ доводят до скотского состояния и превращают в быдло.

Хорошо бы возродить страту интеллигенции; еще лучше — возродить народ. Только убийством соседей этого не добиться.

15 ноября. В такси

Вчера в Лондоне кебмен говорит:

— Вот тут Тони живет, ублюдок.

Проезжали маленькую площадь за вокзалом Виктория.

Я сперва не понял, что он про Блэра.

— Блэр, сукин сын, вот в том доме живет. Давай зайдем, скажем: как живешь, сука? и в рожу ему плюнем.

— Давай, — говорю.

— Только к нему не зайдешь, там шесть солдат дежурит с автоматами.

— Ты его не любишь?

— А ты? — он понимал, что я не англичанин по крови, но не понимал, что я не лондонец, и для него не было разницы, — ты что, любишь? Ты эту мразь любишь? После всего, что он сделал? Он же людей убил, понимаешь? людей убил!

Он ехал и матерился. Есть разные грязные английские слова.

— Вот как такие суки рождаются? теперь все в мире думают, что мы, англичане, — скоты. Тебе не обидно за нашу страну? не обидно?

Я сказал, что мне обидно.

— Обидно, это я неверно сказал. Тебе стыдно, а? Скажи!

— Почему мне должно быть стыдно?

— Когда вижу черного парня, нищего, больного, я — клянусь тебе, мужик! — я об одном думаю: почему мы вот такие чистые, здоровые и сытые — а ему не платим за леченье? Денег же в Британии до хрена. А некоторые говорят: понаехали… Так цветные из наших колоний понаехали… Нет, парень, я всегда бедным и больным подаю. Если нищий просит — я даю. Мне стыдно, понимаешь? Стыдно! А если целую страну на колени поставить? Вот такой уродец, гаденыш, — а страну на колени поставил!

— Ну, Саддам не святой был, — говорю.

— А при чем тут Саддам? При чем тут Саддам, я тебя спрашиваю? Нашему лопоухому какое дело? За себя пусть отвечает, чмо лопоухое. Врать не надо! Людей невинных убивать не надо! Англию позорить не надо! Вот ведь ублюдок.

— Да, — говорю, — гаденыш.

— А знаешь, сколько зашибает? на нефти, сука. Сорок шесть тысяч фунтов в неделю — это ему саудовцы платят. Чтобы он их нефть рекламировал. Вот ведь сученок. Ну пусть бы хоть свое ворованное в приюты отдал. Или школы строил. Или в больницы продукты слал. Нееет! Нашим боссам на людей плевать….

Так он ехал и матерился.

Потом сказал:

— С Украиной тоже хрень, да? Согласен, парень?

Я согласился. К этому времени мы уже приехали, я расплатился. Разговор реальный, я пересказал его почти слово в слово. Шофера зовут Сирил. Ему сорок семь; сын — футболист, а дочь учится на медсестру в госпитале.

16 ноября. Заболоцкий

Все предвидел:

Европа сжалась до предела

И превратилась в островок,

Лежащий где-то возле тела

Лесов, пожарищ и берлог.

Так вот она, страна уныний,

Гиперборейский интернат,

В котором видел древний Плиний

Херло, простершееся в ад!

17 ноября. Послушайте

Граждане, вы безусловно имеете право иметь мнение. И неважно — ошибочно мнение или нет.

Проблема в том, что версий вашего мнения слишком много.

И получается, что никакого мнения вообще нет.

Знаете, как бывает, когда ученик опаздывает на урок? Когда опоздает в первый раз, он говорит, что у него внезапно заболела бабушка. А во второй раз говорит, что он застрял в лифте. А в третий раз говорит, что автобус сломался. А в четвертый, что забыл портфель с тетрадкой, пришлось вернуться. А в пятый раз ученик говорит, что его бабушка забыла портфель в автобусе, который застрял в лифте — и поэтому он опоздал на занятия.