Читать книгу "Пока с безмолвной девой - Борис Хазанов"

Нет, я просто сошла с ума. Он изучал расписание. Побежали, сказал он, четвёртая платформа. Мы влетели в вагон, и тотчас двери захлопнулись. Народу было немного, мы сидели друг против друга, у окна. На кого мы были похожи? На мать и сына? Возможно. На супругов? Вряд ли. На любовников? Вот уж нет.

* * *

Как всякое недоразумение, случай в дороге можно было истолковать двояко. Мужчина винил себя: в спешке он невнимательно прочёл расписание. Женщина усмотрела в том, что поезд не остановился на полустанке, вмешательство судьбы. Об этом они толковали, дружно шагая по лесной дороге. Ничего не зная друг о друге, будущие любовники чувствовали, что приключение сблизило их. Словно они отпили из чаши с коктейлем, где к алкоголю подмешаны капля желания и чайная ложка авантюризма. Пели птицы, и настроение было превосходное. Он сказал, что через полчаса они будут на месте. Она возразила, что непрочь подышать чистым сосновым воздухом. Не кажется ли ему, спросила женщина, что предвкушение того, что должно произойти, может быть лучше того, что произойдёт? Я думаю, что у нас всё получится, ответил он. Надеетесь? — спросила она. Уверен, был ответ. Эта категоричность отличалась от его прежнего тона, больше не было этого потерянного выражения, с которым мужчина, войдя в кафе, оглядывал посетителей и которое, видимо, подкупило женщину. Двое продолжали свой путь. Солнце, опускаясь, блестело сквозь чащу. Они остановились. Может быть, проговорила она… ведь неизвестно, когда мы дойдём. Может, нам лучше вернуться?

Ему пришло в голову, что спутница устала. Устала от ходьбы или устала ждать? Они могли бы присесть отдохнуть, могли бы, в конце концов, — почему бы и нет? — соединиться здесь, на поляне. Поляна осталась позади, они брели мимо густого малинника, мимо высоких, в человеческий рост, зарослей крапивы, под меркнущим тёмноголубым небом. Что ж, сказала она, если вы считаете, что лучше не возвращаться… Я уверен, перебил он, осталось уже немного. Увидели поваленное дерево; может быть, присядем, предложила она. Но тогда… пробормотал он. Ах, сказала женщина, вам не надо было это говорить. Он возразил: я пока ещё ничего не сказал. Но подумал, сказала женщина. Трезвость и смущение сменяли друг друга. Шли дальше. А что тут такого, если даже и подумал, сказал он, что тут такого. Вы ведь тоже подумали. Не всё, о чём думают, говорится вслух, сказала она шутя. Всё должно происходить само собой. Интересная идея, заметил он, мы сами всё затеяли, а теперь оказывается, что все должно происходить без нашей воли. Они остановились. Мужчина спросил: можно вас поцеловать? Она спросила: на лоне природы? Птицы пели всё громче. Это значит, что наступил вечер, сказала спутница. И добавила: комично, что вы спрашиваете разрешения. У дамы, которая вывесила такое объявление. Позвольте, возразил он, но ведь это я дал объявление. Это была новая тема для разговора, и несколько времени они вяло спорили о том, кто был первым. Теперь дорога слегка блестела под небом цвета синей жести.

«Знаете, может быть, даже лучше, что мы проявили такую выдержку, я бы сказал: такое терпение», — промолвил мужчина, чей облик в общих чертах был описан выше, только теперь что-то переменилось. Возможно, оттого, что спутница успела присмотреться к нему, он уже не казался невзрачным и неприметным человеком как все. Или сыграло роль освещение.

«Вы хотите сказать — это дало нам возможность немного познакомиться друг с другом?»

«Конечно, нам ничего не стоит — продолжал он, — расположиться прямо здесь… где-нибудь в кустах. В конце концов, ради чего…»

«Ради чего мы встретились. Скажите проще: вам расхотелось».

Молча шли дальше.

«Ведь правда?»

Он ответил:

«Нет; то есть я не знаю. Нет, конечно, вовсе не расхотелось. Не в этом дело».

«Вы отложили желание на после, это вы хотите сказать?»

«Может быть. Вот вы говорите, возможность познакомиться… Познакомиться — это значит начать немного уважать друг друга. Может быть, даже любить…»

«О! как вы заговорили».

«Хотите, раз уж мы решили дойти, я вам расскажу одну историю, — сказал мужчина. — В общем-то довольно банальную, такие случаи бывают у многих… Эта история произошла со мной».

«Я так и знала».

«Вам скучно слушать?»

«Нет, мне очень интересно… что за история?»

«Мне было восемнадцать лет, и это было как раз то время, можно сказать, начало эпохи, когда все условности, весь этот этикет, вдолбленный чуть ли не с детства, — всё стало казаться старомодным, причём надо сказать, что девушки приспособились к новым правилам поведения гораздо быстрее».

«Чем молодые люди?»

«Чем я, например. Мне даже казалось, что девицы давно мечтали о том, чтобы сбросить с себя эти путы…»

«Ну, не скажите».

«Вернее, поняли то, чего ребята понять не могли, — что рано или поздно, в один прекрасный день эти путы спадут… Тут вдобавок узнали о пилюле. Можно не заботиться о беременности. Самое главное — изменилась атмосфера. На Западе произошла сексуальная революция, постепенно всё это стало доходить и до нас. И всё-таки я хочу сказать — как трудно было преодолеть скованность. Если бы ещё социальная среда была попроще… А так, знаете, мы все интеллигентные мальчики и девочки, ведём умные разговоры… Мы учились в институте на одном курсе. Была любовь, были долгие прогулки по вечерам, стихи, были робкие поцелуи в подъезде, тайком, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не застукал. Словом, всё было как надо».

«Или… как не надо?»

«Совершенно верно. Любовь должна развиваться, шаг за шагом двигаться к своей цели, но чем дальше, тем очевидней было, что мы пошли не по той дорожке». «Вроде того, как мы сейчас?»

«Я до сих пор не могу понять: надо было вести себя именно так или как-нибудь иначе… Вернее, я понимаю, что надо было действовать иначе, но не могу представить себе, как бы я мог вести себя по-другому. Первый раз, когда я её увидел, когда первый раз заговорили, я сразу подумал — даже не подумал, на это бы смелости не хватило, а словно мне кто-то шепнул на ухо: что, если я вот когда-нибудь с этой девочкой…»

«У вас уже был опыт?»

«Был, но совсем неудачный… не хочется вспоминать. Короче говоря, мы стали дружить, как это тогда называлось, а время, как я уже сказал, изменилось, и дело шло к тому, что мы должны соединиться. Мы искали, не говоря ничего друг другу, убежище. Я жил с родителями, она в общежитии. Сидели на скамейке в пустынном парке, оставался может быть, один шаг, один совсем невысокий порог — ни я, ни она не могли его переступить. Известную роль играла, конечно, и бездомность: некуда было деваться. Осень кончилась, мы грелись в подъездах. И всякий раз, когда момент оказывался упущен, было это двойное чувство: с одной стороны, что удобных случаев будет всё меньше, всё труднее будет к этому вернуться, снова взять разбег, а с другой — облегчение, словно стоял на краю крыши и во-время отошёл. Кстати сказать, женщины в то время были одеты довольно сложно».