Читать книгу "Проблема Спинозы - Ирвин Д. Ялом"

* * *

В течение месяца, ожидая трибунала, Альфред оставался в одиночном заключении в Нюрнбергской тюрьме, встречаясь лишь с адвокатом, готовившим его защиту, военврачом-американцем и психологом. Только 20 ноября 1945 года, в первый день процесса, он увидел остальных обвиняемых-нацистов, представших перед судейской коллегией и группой обвинения, включавшей прокуроров из Соединенных Штатов, Великобритании, СССР и Франции. На протяжении следующих И месяцев все они собирались в том же зале 218 раз.

Обвиняемых было 24, но перед судом предстали только 22 человека. Двадцать третий, Роберт Лей, повесился на полотенце в своей камере за две недели до начала процесса, а двадцать четвертого, Мартина Бормана — «диктатора гитлеровской приемной», должны были судить заочно. Правда, широко ходили слухи, что он был убит, когда советские войска захватили Берлин. Обвиняемых рассаживали на четырех деревянных скамьях в два ряда, а позади них стоял ряд вооруженных солдат караула. Альфред сидел на передней правой скамье вторым. Переднюю левую занимали Геринг, Гесс, Иоахим фон Риббентроп — нацистский министр иностранных дел и маршал Вильгельм Кейтель — главнокомандующий армии. За предшествовавшие суду месяцы заключения Геринг отвык от наркотиков, сбросил 25 фунтов[125]и теперь выглядел гладким и жизнерадостным.

Справа от Альфреда сидел Эрнст Кальтенбруннер, старший из выживших офицеров СС. Слева — Ганс Франк, генерал-губернатор оккупированной Польши, затем — Вильгельм Фрик, протектор рейха в Богемии-

Моравии, а на краю скамьи — Юлиус Штрайхер, редактор «Штурмовика». Должно быть, Альфред был рад, что не пришлось соседствовать со Штрайхером, который был ему особенно отвратителен.

Во втором ряду находились: командующий подводным флотом адмирал Дениц — президент рейха после самоубийства Гитлера, а также маршал Альфред Иодль. Оба сохраняли высокомерную военную выправку. Рядом с ними сидел Фриц Заукель — глава нацистской программы рабского труда, и Артур Зейсс-Инкварт — наместник рейха в Нидерландах, а за ним — архитектор Альберт Шпеер, близкий друг Гитлера, человек, которого Альфред ненавидел почти так же, как Геббельса. Далее располагались Вальтер Функ, превративший Рейхсбанк в хранилище золотых зубных коронок и других ценностей, «изъятых» у жертв концентрационных лагерей, и Бальдур фон Ширак — глава молодежной программы нацистов. Двумя оставшимися обвиняемыми в заднем ряду были менее известные нацисты-бизнесмены.

Отбор главных нацистских военных преступников занял несколько месяцев. Они, конечно, не были изначальным внутренним кругом, но после самоубийств Гитлера, Геббельса и Гиммлера эти люди были самыми высокопоставленными нацистами. Верный своему характеру Геринг — второй после Гитлера командующий армией — пытался взять группу обвиняемых под свой контроль, используя то дружеское подмигивание, то запугивающий гневный взгляд, и вскоре многие стали с ним считаться. Прокурор, которого беспокоила перспектива влияния Геринга на показания других подсудимых, предпринял шаги, чтобы отделить его от них. Сначала было предписано во время перерывов на обед в дни слушаний кормить Геринга отдельно (остальные подсудимые сидели за столами по трое). Позже, в тех же целях, правила одиночного заключения для всех подсудимых были ужесточены.

Альфред, как всегда, отказывался участвовать в немногих оставшихся доступными возможностях общения — во время еды, на прогулках по тюремному двору или когда остальные шепотом комментировали заседания в зале суда. Другие не скрывали свою неприязнь к нему, и он отвечал им тем же: это были люди, которых он считал ответственными за подрыв благородного идеологического фундамента, так тщательно заложенного им и фюрером.

Через несколько дней после начала трибунала суд смотрел впечатляющий фильм, сделанный американскими военными, освобождавшими концентрационные лагеря. Ничто, ни одна мрачная деталь не была опущена. Члены трибунала были потрясены мелькающими на экране образами газовых камер, переполненных полусожженными телами печей крематориев, горами разлагающихся трупов, огромными кучами снятой с мертвецов добычи: очков, детских башмачков, человеческих волос. Американский фотограф наводил свою камеру на лица подсудимых, пока они смотрели фильм. Побелевшее лицо Розенберга отразило ужас, и он сразу же отвел взгляд. После фильма, в унисон с другими подсудимыми, он настойчиво утверждал, что не имел представления о таких вещах.

Было ли это правдой? Много ли он знал о массовых убийствах евреев в Восточной Европе? Что ему было известно о лагерях смерти? Розенберг унес эту тайну в могилу. Он не оставил никакого письменного указания, никакого определенного свидетельства (даже подпись Гитлера никогда не фигурировала ни на одном документе, связанном с лагерями). И, конечно, Альфред никогда не писал о лагерях в «Беобахтере», поскольку открытая политическая линия нацистов запрещала любое их публичное обсуждение. Розенберг не замедлил указать суду, что отказался присутствовать на памятной Ваннзейской конференции в январе 1942 года, где собрались высшие нацистские чиновники, во время которой Рейнхард Гейдрих живо описывал планы по «окончательному решению еврейского вопроса». Розенберг послал туда вместо себя своего помощника, Альфреда Мейера. Потом Мейер в течение многих лет близко общался с ним, и сомнительно, чтобы эти двое ни разу не обсуждали Ваннзейскую конференцию.

На 17-й день трибунала обвинение предъявило в качестве вещественного доказательства четырехчасовой фильм «Нацистский план», составленный из различных нацистских пропагандистских фильмов и новостных выпусков. Фильм начинался с фрагментов из ленты Лени Рифеншталь «Триумф воли», где Розенберг, разодетый в вычурную партийную форму, рассыпался в напыщенной речи. Альфред и другие подсудимые не скрывали своего удовольствия от этого недолгого экскурса в прежние дни своей славы.

Когда другие обвиняемые подвергались в зале суда перекрестному допросу, Альфред ничем не проявлял своего интереса. Порой он делал зарисовки присутствующих, иногда переключал наушники на русскую трансляцию происходящего, посмеиваясь и качая головой по поводу безмерного множества ошибок. Даже во время собственных допросов он слушал русскую трансляцию и громко протестовал против многочисленных неточностей перевода.

Трибунал воспринимал Розенберга гораздо более всерьез, чем когда-либо делали сами нацисты. Много раз во время заседаний его называли ведущим идеологом нацистской партии, человеком, который создал схему уничтожения Европы, и Розенберг ни разу не опроверг этих обвинений. Можно представить себе смешанную реакцию Геринга: он пренебрежительно фыркал, когда заходила речь о предполагаемом значении Розенберга в Третьем рейхе — и вместе с тем посмеивался над явным непониманием Розенбергом того, что он вгоняет гвозди в крышку собственного гроба.

Во время долгого предоставления свидетельств защиты уклончивость Розенберга, его педантский тон и сложный язык чрезвычайно раздражали прокуроров. В отличие от Гитлера, они не прониклись его притязаниями на глубину мысли — возможно, потому, что юристы Нюрнбергского процесса имели возможность заглянуть в результаты его /Q-теста (американский психолог лейтенант Г.М. Гилберт провел тестирование всех подсудимых). Коэффициент интеллекта Розенберга — 124 балла — был весьма средним среди обвиняемых (правда, Юлиус Штрайхер — главный редактор любимой газеты Гитлера, не сумел набрать больше 106 баллов). И хотя Розенберг сохранял свою привычную сардоническую усмешку превосходства, ему больше не удавалось никого ввести в заблуждение, будто в его голове бродят мысли гораздо более глубокие, чем окружающие в состоянии понять.