Читать книгу "Боярские дворы - Нина Молева"

Р. Никитин. Портрет М.Я. Строгановой 1721–1724 гг.

У баронессы Анны Александровны, «на Мельнице», находится двойной живописный портрет Петра I и Екатерины I, конный портрет Елизаветы Петровны, «персоны» царевича Алексея, его супруги кронпринцессы Софии Шарлотты, великого князя Петра III Федоровича, великой княгини Екатерины II Алексеевны, Саксонского курфюрста и его супруги, посланника Дюка Де Лирия, «картины с комедиантами», «картины с кораблями», «картины с быками», «картины с псовою охотою», «картины с фруктами», пейзажи — «картины с ланчафтами», многочисленные десюдепорты — панно, размещавшиеся над дверями, гравюры в «красном дереве с золотом» и «в черных рамах с золотом», картины с изображением руин. Причем благодаря описи можно установить, какие сюжеты висели в спальнях, какие в гостиных, столовых, «в зале», «в нижних палатах» или «антикамерах» — своего рода прихожих.

Так, в общей прихожей находились «6 персон императорской фамилии», в столовой портрет императрицы Елизаветы Петровны, в красной гостиной 4 персоны «Анны Александровны с сестрицами в золоченых рамах за стеклами», в кабинете — «медаль золотая государя императора Петра Великого в медных чеканных золотых рамах», «медаль золотая государыни императрицы Елисавет Петровны в медных чеканных золоченых рамах» и 4 персоны императорской фамилии «за стеклами в костяных круглых рамках».

Семейство Строгановых широко пользовалось услугами портретистов, так что в портретной галерее были предоставлены все его члены, включая и таинственную Вассу Ивановну.

Возможно, одним из предлогов наступившего раздела послужил предполагавшийся брак баронессы Анны Александровны, которая в 1757 году стала женой князя Михаила Михайловича Голицына, — рубеж, определивший переход Влахернского в голицынскую семью. От «Строгановского периода» в Кузьминках осталась только церковь Влахернской Божией Матери, построенная годом позже кончины «именитого человека» — в 1716-м и существенно измененная сразу же после брака Анны Александровны — в 1759-м.

Новые поколения Строгановых унаследовали от своих предков увлечение живописью. При жизни Анны Александровны и ее супруга фамильным портретистом станет прославленный Федор Рокотов. Рокотов писал мужчин, женщин и детей. Известно, как менялась его своеобразная и бесконечно разнообразная в приемах «кухня». Но знание относительно отдельных полотен не может сравниться с единственной в своем роде возможностью увидеть рядом всю галерею семейных портретов — как они должны были располагаться и выглядеть по замыслу художника. Такая семейная группа среди работ Рокотова есть: А. А. Голицына-Строганова, ее муж, М. М. Голицын, и их первенец, подросток Дмитрий. К сожалению, обстоятельства сложились так, что уже многие десятилетия эти портреты из Влахернского разбросаны по всей стране. Портрет сына с 1930 года находится в Приморском краевом музее им. В. К. Арсеньева во Владивостоке, отца — с 1923 года в Воронежском музее изобразительных искусств, Голицыной-Строгановой — в Ульяновском областном художественном музее. Единственный раз им удалось снова оказаться в общей экспозиции — на юбилейной Рокотовской выставке 1960 года.

В своем стремительном повороте к зрителям, с открытым прямым взглядом, М. М. Голицын смотрится живым воплощением энергии, решительности, воли к действию. Его жизненная карьера далеко не так спокойна и маловыразительна, как представляли ее историки в каталогах: в 1784 году генерал-майор, в 1781-м предводитель дворянства Тарусского уезда, в 1782-м — Калужской губернии. Надгробный памятник, установленный над могилой М. М. Голицына в московском Донском монастыре и, кстати сказать, выполненный превосходным русским скульптором С. Пименовым, позволяет внести существенные изменения в эту скупую справку. Супруг Строгановой получил чин генерал-майора десятью годами раньше, чем и был вызван заказ на рокотовский портрет. Спустя пять лет он стал генерал-поручиком, затем генерал-лейтенантом и действительным камергером. Имел он, как свидетельствует та же надпись Донского монастыря, ордена Белого Орла и Станислава, последний из которых ошибочно принимался на портрете за орден Анны.

Рядом с мужем А. А. Голицына-Строганова в своем бледно-зеленом, словно тающем платье кажется особенно меланхоличной, мечтательной, с томным взглядом ленивых черных глаз. В ней легко увидеть ту увлеченную почитательницу живописи, которая так высоко оценила Рокотова и весь свой дом сумела превратить в картинную галерею.

Рокотов пишет старшего сына Голицыных перед началом его действительной военной службы — это один из удачнейших детских портретов художника. Годом позже Голицын-младший уже получит чин капрала. В мерцающем переливе красок рождается ощущение внутренней жизни мальчика, застенчивого, доверчивого, исполненного доброжелательного и непосредственного любопытства ко всему, что возникает перед его глазами.

По рекомендации Анны Александровны Рокотов напишет троих двоюродных ее сестер, дочерей Николая Григорьевича Строганова, одна из которых станет матерью поэта И. М. Долгорукова.

Влахернскому-Кузьминкам постоянно не везло — слишком многие сведения о них были не точны. Советские справочники вообще игнорировали присутствие в нем Строгановых, но и имя Голицыных называли, только начиная с 1820 года, когда якобы усадьба оказалась в их руках. Как ни странно, одна из самых популярных подмосковных, всегда бывшая излюбленным местом для прогулок, Кузьминки не стали объектом пристального изучения, существовали разве что перечни сохранившихся памятников, достаточно многочисленных, уже давно уничтожаемых временем. В статье, посвященной Кузьминкам, известный искусствовед Сергей Маковский писал в журнале «Старые годы» за январь 1910 года: "Между подмосковными нет, кажется, более популярного имения, чем «Кузьминки» князя Сергея Михайловича Голицына (за исключением, конечно, таких поместий, как Архангельское, Кусково, Останкино)… Действительно, по местоположению, по архитектуре дома и затеям громадного парка это один из самых впечатляющих памятников московского барства. Но, Боже, какое запустение! От былого великолепия остался только остов, молчаливый и надменный… Со всех сторон уже ворвалась в зачарованное царство бесцеремонная и пошлая «современность», и, правда, с чувством какой-то неизгладимой потери смотришь на белую колоннаду дома, отраженную в полувысохшем пруду, на вековые липы, поломанные ветром, на заросшие травою цветники и беседки с прогнившими скамьями…

Эти грустные впечатления не прекращаются во все время осмотра «Кузьминок». Какая роскошь была здесь прежде, сколько поколений прожило здесь беспечно, празднично, заботясь о нарядности родового «Версаля», об украшении парка, о приеме коронованных гостей, о фейерверках и маскарадах в дни семейных торжеств! В «службах» суетились бесчисленные девки и казачки; ровные газоны чередовались с яркими цветниками, подстриженные кусты тянулись шпалерами по бокам дорожек, усыпанных песком, и по ним гуляли, немного жеманясь, «мусатовские» девушки в кринолинах и завитых шиньонах… Но засыпались листьями и заросли одуванчиком аллеи, полуразрушены беседки, и кругом — дачи, тридцать две доходных дачи, населенных «чеховскими интеллигентами», и на террасе огромного белого дома с голицынским гербом в треугольнике фронтона как-то смешно видеть современного нам «обывателя».