Читать книгу "Валтасар. Падение Вавилона - Михаил Ишков"

Все, хватит! Пора подумать о себе.

Это решение стало твердым и бесповоротным. Но как воплотить его в жизнь? Это не просто. Набонида трудно провести. Царю хватит ума, чтобы понять, почему вдруг Нур-Син собрался в отставку. Стоит только заикнуться о том, что устал, что хотелось бы вернуться в царский музей, как Набонид смекнет что к чему. Если же сдуру повысить голос или, не дайте боги, напомнить о прежних заслугах или о дружбе; заявить — пора, мол, на покой, царь обязательно постарается избавиться от слишком проницательного или слишком надоедливого соратника. Если же Нур-Син будет помалкивать, то, глядишь, и сможет отвести казнь, разгром семейства, конфискацию имущества.

Итак, главное выиграть время. И обязательно потребовать награду, можно даже пару раз лизнуть ему сапоги. Без этого не обойтись. Пусть Набонид решит, что Нур-Сину хватило ума сообразить, что времена изменились.

Царь принял его в своей прежней канцелярии, однако на этот раз здесь был установлено возвышение, нем царское кресло. Стол был сдвинут в дальний угол. Правда, на полках по-прежнему густо теснились свитки, глиняные таблички.

Набонид обвел рукой помещение, усмехнулся.

— Как видишь, времена меняются. Теперь мне не нужен стол, за мной ходят писцы.

Он вздохнул.

— Рассказывай. Можешь вкратце, потом изложишь подробно. Я дам тебе месяц сроку. Нас ждут большие дела, Нур-Син.

— Государь, у меня плохо со здоровьем. К тому же пока я был в отлучке, хозяйство расстроилось, не хватает денег, чтобы поправить дело.

— Я же сказал — месяц сроку. Заодно и отдохнешь. Представь во дворцовую канцелярию свиток, обоснуй расходы. Мы по мере возможности наградим тебя.

Нур-Син изложил внутриполитическую обстановку в Мидии, сообщил о мятеже, который вот-вот должен поднять царь страны Парс Кир. Рассказал о встречах с Киром, о своих впечатлениях, попросил царя выполнить данное послом обещание.

Набонид слушал молча, время от времени кивал, иногда морщился, но не прерывал. Когда Нур-Син закончил и поклонился, позволил ему удалиться. Своего решения послу не сообщил.

То-то изумился Нур-Син, когда представленная им смета расходов и просьба выдать положенное вознаграждение были урезаны до такой величины, что выходило, будто Нур-Син отправился в Мидию по собственной воле.

Новый начальник царской канцелярии из молодых писцов, к которому обратился посол, вел себя холодно, однако провести Нур-Сина ему не удалось. Никогда бы юнец не посмел урезать требуемую сумму, если бы не личное распоряжение царя. Выходит, страхи, испытанные им при возвращении домой, имели под собой основание? И с Набонидом царственность сыграла злую шутку? Он, по-видимому, решил подобным способом проверить, как отнесется один из самых родовитых и богатых князей к подобному издевательству? Может, начнет гневаться, заведет подлые речи о несправедливости, проявленной дворцом к заслуженным и проверенным служакам? Или приползет к Набониду со слезными жалобами на произвол мелких сошек, посмевших отобрать у царского посла положенное. Требовалось угадать, чего ждал от него Набонид.

Нур-Син решил посоветоваться с Балату-шариуцуром. Тот, однако, как-то странно повел себя, отвечал односложно, отводил глаза, напирал на добродетели, которым великий Син одарил нового правителя.

— Кто? — изумился Нур-Син.

— Кто-кто! Твой небесный покровитель!.. — неожиданно огрызнулся Балату. Он понизил голос. — Все деньги, что привезли из Хуме, ушли на дары храмам богам Сину и Шамашу в Харране, Уруке, Уре, Сиппаре и Ларсе. Перепало кое-что и Эсагиле и Эзиде в Борсиппе, а также Эмешламу в Куте. Всего было раздарено серебра сто талантов с небольшим (около трех тонн) и золота более пяти талантов (сто шестьдесят килограммов). Прибавь к этому почти три тысячи пленных, обращенных в храмовых рабов. Но львиная доля добычи досталась Сину.

— Дальше что? — спросил Нур-Син.

— Теперь ждем нападения мидийцев. Их армия направилась к Харрану.

— Это все? — спросил царский посол.

Балату помедлил, ответил не сразу.

— Нет, Нур-Син, есть кое-что похуже.

Сердце у сына Набузардана упало. Неужели его страхи, которым он поддался во время возвращения на родину, сбываются?

— Говори! — приказал он.

— Если только это останется между нами.

— Ты сомневаешься в моей чести?

— Поклянись именем жены, Нур-Син.

— Туманно выражаешься, Балату.

— Как умею.

Нур-Син задумался. Причем здесь Луринду?

— Хорошо, клянусь здоровьем и жизнью женщины, отданной мне в жены.

— Набонид вынашивает планы запретить все иные культы, так или иначе не совпадающие с поклонением кумирам, воздвигнутым в Вавилоне. Особенно это касается тех, кто пытается сохранить в чистоте имя Бога. Это касается не только нас, иври, но и уверовавших в Ахурамазду.

Нур-Син пожал плечами.

— Ты называешь богов, поклоняться которым обязали нас деды, кумирами?

— Я знаю, Нур-Син, в твоем сердце есть место только для одного Бога.

— Ну и что. Я признаю право иных народов хвалить тех, кто был завещан им предками.

Балату поморщился.

— Мне бы не хотелось спорить по этому поводу. Я просто имел в виду, что, упоминая слово «запретить», Набонид решил идти до конца.

— То есть?..

— Именно. Либо публичное поклонение Сину, либо смерть. Это вам, урожденным вавилонянам, будет оставлен выбор, если, конечно, вы не будете в открытую насмехаться над луной, возведенной в степень создателя мира. С нами правитель церемониться не намерен.

— Ты уверен в этом.

— Нет, но я страшусь Набонида. Он умен и умеет быть последовательным. Учти, что страшусь его не только я, но и все сильные в городе. Равные тебе полагают, что если даже правитель искренне полагает Сина верховным идолом, его возвеличивание только ширма, укрывшись за которую он начнет сводить с ними счеты. Ты в этом ряду, Нур-Син.

Царский посол опустил голову, потом признался.

— Я полагал, что Набонид начнет с меня. Ему нужна кровь на руках, чтобы, сжав пальцы в кулак, погрозить им всем остальным сильным.

— Это детали, Нур-Син, — спокойно ответил Балату. — Кто будет первым дело случая. Вопрос в том, кто будет вторым? Учти, Нур-Син, мне представляется, что и тебя он скоро поставит перед выбором, потребует изгнать из сердца имя Того, кто создал мир. Если ты откажешься…

Балату не договорил.

Нур-Син немного подождал — может, иври еще что-нибудь добавит, однако тот, похоже, не имел желания продолжать разговор.

Царский посол ушел не попрощавшись. Пытаясь унять гнетущее, вгоняющее в ужас ощущение беды, в поисках выхода решил заглянуть в хранилище царских диковинок. Здесь было пусто — никто из молодых писцов не стремился занять эту мало почетную, далекую от правителя должность. В дворцовых кругах считали музей местом своеобразной ссылки, а его хранителя кем-то вроде шута, в обязанности которого входило по мере надобности развлекать царя если не танцами и песнями, как актерки, не превращением змеи в палку и наоборот, чем славился дворцовый фокусник, то какой-нибудь редкой диковинкой. Когда же царю требовался умник, способный заморочить голову жрецам или чужеземным послам, опять же вспоминали про хранителя музея.