Читать книгу "Рабыня Гора - Джон Норман"

А на берегу все ходило ходуном. Стражников собралось еще больше. Звон не умолкал. У столба, над которым парил алый диск, вился белесый дым.

Я подошла к поручням. Здесь же стоял принимавший груз надсмотрщик. От причала отваливали другие суда. Мы отправлялись караваном.

— Кто сбежал, хозяин? — спросила я.

— А ты не знаешь?

— Нет, хозяин.

— Двенадцать человек из Ара.

— Как же они вырвались? — Наверняка те самые, кого я на днях, в тот самый день, когда повстречалась с Клитусом Ви-теллиусом, видела на верфи.

— Один пленный сбежал и освободил остальных. Дрались как львы.

— Что за пленный?

— Какой-то Клитус Вителлиус.

Меня охватила дрожь. От радости я едва не лишилась чувств.

— Последний раз их видели на пути к таверне «Чатка и курла», — добавил он.

Не говоря ни слова, я дрожала всем телом.

— Видно, какая-то шлюха выдала их вожака, Клитуса Вителлиуса. — Он злорадно хохотнул. — Не хотел бы я оказаться на ее месте.

«Месть рабыни — не шутка», — сказала я тогда Клитусу Вителлиусу.

«Месть воина — тоже», — ответил он.

Я испуганно отпрянула тогда, и по приказу моего хозяина, Аурелиона из Коса, Клитуса Вителлиуса повели из таверны.

— Он воин из Ара, — рассуждал надсмотрщик. — Не завидую я той девке.

Берег медленно уплывал вдаль.

— Ты ее знаешь? — спросил он. — Ты ведь из «Чатки и курлы».

— Да, хозяин, — ответила я. — Но в «Чатке и курле» он ее не найдет. Ее уже отослали.

— Повезло предательнице.

— Да, хозяин.

«Сокровище Джеда» повернуло к выходу из гавани. На носу корабля выведены краской глаза. Два обведенных черным огромных голубых глаза с черными зрачками. Теперь они смотрят в открытое море.

— Весла на воду! — скомандовал старшина гребцов. Весла скользнули в уключины.

— Греби! — В один и тот же миг весла погрузились в воду — по двадцать с каждого борта. Вниз-вверх, вниз-вверх. Поблескивая на солнце, с лопастей падают капли, мерно плещется вода.

Сердце переполняет тревога. И все же я безмерно счастлива: Клитус Вителлиус на свободе, с ним — его люди!

Стоя рядом, надсмотрщик разглядывал меня, закованную кандалы.

— Ты — единственная девушка на борту.

Я залилась радостным смехом. Его это явно озадачило.

— Я буду дивно хороша, хозяин, — смеялась я. — Дивно хороша!

— Ты Дина, — приподняв над левым бедром подол моей короткой желтой рабской туники, проговорил он.

— Да, хозяин.

— Говорят, Дины — ничего девочки.

— Просто потрясающие, хозяин! — хохотала я. — Мы — Цветы Рабынь.

Каламбур понравился. Он рассмеялся.

— Немного погодя проверим, малышка Дина.

Я потянулась к нему. Ну, обними, прижми крепче! Клитус Вителлиус на свободе, с ним его люди! Мир вновь засверкал всеми красками, распахнул объятья мне навстречу. Заново ощутила я мужскую притягательность и рабскую свою покорность, заново, едва ли не крича от радости, осознала, как истово, неумолимо влечет меня к мужчинам. Снова я беспомощна перед ними, снова в их власти, снова люблю, снова не в силах устоять перед малейшим прикосновением или словом.

Я потянулась к нему губами, но он со смехом отстранил меня.

— Ну ты, рабыня!

— Да, хозяин, — потупилась я.

Вновь неудержимо тянуло меня к мужчинам, настоящим мужчинам, мужчинам Гора. Какую бурю радости рождают достоинство, сила, мужественность и сладострастие гориан в душе землянки, привыкшей к мужскому ханжеству и слабости, к застенчивости, сдержанности и лицемерию земных мужчин. Клитуса Вителлиуса, я знаю, злило то, как, не умея совладать с собой, откликалась я на прикосновение мужских рук. Он презирал меня за это — может, и поделом. Впрочем, я рабыня, шлюха. И мне нет до этого дела. Но, даже превращаясь помимо собственной воли в объятиях любого горианина в задыхающуюся в оргазме рабыню, по-настоящему любила — и люблю я только его, Клитуса Вителлиуса. Ни в чьих руках не чувствовала я себя такой беспомощной. Он — властелин моей любви. Надсмотрщик знаком подозвал матроса, что надевал на меня перед отплытием кандалы. Тот подошел. Надсмотрщик повернулся ко мне.

— Хоть на борту ты и единственная, поблажек не жди.

— Да, хозяин.

— Отведи ее в трюм, — приказал он матросу, — и посади на цепь.

Матрос перекинул меня через плечо. Там, внизу, меня продержат на цепи, пока вожделение мое не дойдет до предела, пока не заскулю от отчаяния. А уж потом поволокут на палубу.

Глава 22. К ЮГО-ВОСТОКУ ОТ КОСА

Под палящим солнцем бродила я по раскаленной палубе «Сокровища Джеда». Запустила пальцы в волосы. Отросли — дюйма полтора уже. Откинула волосы назад. Зажмурилась. Потянулась. Открыла глаза. В неправдоподобно синем небе плыли ослепительно белые — глазам больно — облака. Под ровным свежим ветром вздувался на рее треугольный латинский ларус. Слева, справа — корабли, грузовые, таранные, с такими же треугольными парусами. Всего в караване судов двадцать. Мы идем в Шенди.

Уже два дня как вышли из Телнуса. Десятый час. Хорошо на палубе. Ветер, соленые брызги. Я стою у поручней. До воды — не больше ярда. Осевшее под тяжестью груза мелководное суденышко решительно рассекает сверкающую под лучами солнца гладь моря. А вон еще корабли — у самого горизонта. Мачты, паруса… Красиво. Понятно, почему мужчины — и земляне и гориане — так любят море. Для них оно точно живое существо.

Кончики пальцев пробежали по опоясавшему горло ошейнику. На нем — ярлычок: «Перешлите меня леди Элайзе из Ара, из Шести Башен». В Шенди меня свяжут и отправят на тарне в Ар, на милость Элайзы Невинс, былой моей соперницы, а ныне — хозяйки. Уж она позаботится, чтоб без дела сидеть мне не пришлось. Вздохнуть не даст. Стальной ошейник холодит пальцы. Тяжкая доля — быть рабыней у женщины. Заставит по струнке ходить. Как же — служанка родовитой благородной дамы! Обязана являть пример скромности, безукоризненной покорности и смирения. Не приведи Бог скомпрометировать хозяйку. Один взгляд в сторону мужчины, будь он хоть раб, — семь шкур с меня спустит своей изящной дамской кожаной плеткой, шитой бисером, той самой, что висит в спальне. Мне уже довелось ее отведать. Принадлежать ей будет для меня пыткой. И дело не только в стыде и унижении. Нет, самое страшное — ее принципы. Придется полностью подчинить себя им. А она горда, независимость и презрение к мужчинам для нее превыше всего. Воля хозяйки — закон для рабыни. Но тело мое помнит сильные, властные руки горианских мужчин. Как смогу я жить без них?