Читать книгу "Тарантул - Сергей Валяев"

Я бы не обратил внимания, да Сашка грозился побегать по конопле в чем мать родила. Зачем, удивился я. Дурашка, ответил мой друг, чтобы собрать пыльцу с голого тельца. И что потом? А потом заправиться в полет. В какой полет? Да, иди ты к черту, не выдержал Саня. Погоди-погоди, попридержал его, ты хочешь сказать, что Верка сигает по этим кустикам нагишом? Ну ты, Леха, совсем дурновой, рассмеялся, уходя от ответа. Совсем шуток не понимаешь, да?

Этот треп мог зародить в мою душу первые сомнения, да был настолько занят своими внутренними желудочными переживаниями, что вынес его за скобки. Меня больше волновала перспектива увидеть любимую женщину обнаженной. А где — это уже не имело никакого значения.

Она же, как понимаю, играла со мной. Я ей был нужен как сытой кошке голодная мышка. Варвара Павловна выполняла какую-то свою колдовскую миссию, а я был лишь одним из многих, кто помогал ей в этом.

— Привет, мальчики, — встретила нас на веранде. Была в атласом халатике, держала в тонких декадентских пальчиках сигарету. — Что случилось?

— Проездом, мадам, в святой город Иерусалим, — дурачился Санька и, наклонившись к её руке, чтобы поцеловать, неожиданно поймал сигарету губами и глубоко затянулся. — О! Какое щастья есть ещё на земле!

— Ах ты, плутишка, — засмеялась Верка. — Оказывается, вы за счастьем?..

— Не-не, — поспешил с уверениями Серов-младший. — Леха за витаминами, — и кивнул на яблоки, лежащие на старых выцветевших газетах. — Угощайся, дорогой друг, и не в чем себе не отказывай.

Яблоки были крупные, подрумяненные солнцем. Я выбрал несколько штук и отправился мыть на улицу. Там была колонка, оснащенная электромотором — я утопил кнопку и раздался подземный гул, и скоро из крана ударил тугой водный залп, окативший меня с головы до ног. Вместе с яблоками. Чертыхаясь, я разделся до плавок, кинул штаны и рубаху на пыльные кусты жасмина и, жуя фруктовый шар, побрел к мольберту.

С помощью грубых мазков на холсте абстракционистский пачкун пытался передать дыхание соседнего леса, край поля с перекошенным ржавым стожком и небесную пикантность. Я решил пошутить — взял кисточку и нарисовал вполне реальные две фигурки, лежащие под стогом душистого сена. Не трудно было догадаться, чем они там занимались.

Потом меня посетила вполне справедливая мысль: а чем там занимается мой друг Сашка, поэт и гаер, умеющий развлекать женщин своим золотым паркером в штанах. Пока я тут на лоне природы, понимаешь… И, натягивая на ходу одежду, ринулся в дом. Конечно, плохо подумал о товарище, да, как говорится, доверять-то доверяй, а любимую с шелковистой прорехой проверяй.

Они сидели в сумеречной комнате в сладковатом удушливом смоге и говорили о чем-то поэтическом, точнее, о каких-то травах. Тогда не обратил внимания на предмет беседы, теперь понимаю о какой травке была речь. Вирджиния сидела в своей излюбленной позе, поджав ноги, держала перед собой дымящую папиросину и её лицо было прекрасным и неземным. Выражение моего же лица, верно, было настолько испуганно-телячим, что Санька засмеялся:

— Ты чего, Леха? Павловна — не мой вкус. У меня другие интересы.

— Да, другие интересы, — засмеялась Верка. — Этот мальчик Александр далеко пойдет, если не сломает шею.

— Идите вы к черту, — обиделся я.

На это Сашка, затянувшись угарной горечью, прочувствованно, подлец, попросил:

— Верка, дай ты ему.

— Чего? — улыбалась сквозь синий дым марихуаны.

— Чего-чего… пиз…енки. Жалко, что ли?

— Дам, — пообещала.

— Когда?

Я не выдержал и заорал на Саныча, чтобы он, скотина такая, заткнулся или я его убью. После чего выскочил из дома как угорелый. Впрочем, таким и был.

Не уехал только по причине того, что не выговорил все до конца. Требовательно посигналил — и мой друг вывалился в солнечный день, болтался по дорожке, орал стихи «когда поддатый полубог положит руку на лобок вся от волнения дрожа отпрянет девичья душа но встрепенется через миг и поцелуй задушит крик так полубог вонзит копье и станет богом для нее», наконец плюхнулся на сидение и проговорил:

— Интересно, когда вернусь в эту жизнь снова, застану ли я хоть одно цветущее дерево?

Он произнес это таким странным голосом человека, знающего свое будущее, что вся моя маета мгновенно потеряла всякий смысл.

Разве можно с мертвецом выяснять отношения?

Теперь понимаю, что ничего случайного не происходило. Шла невидимая и напряженная борьба за пакет акций, скажем так, на зарождающемся рынке наркобизнеса. Что там проистекало, трудно даже предположить. Подозреваю, что тоже принял посильное участие в этих мероприятиях.

Можно вспомнить нашу с Вирджинией якобы случайную встречу на перроне Казанском вокзала. Она так промерзла, что не могла говорить, только многообещающе, как блядь, улыбалась. И мы вместе поехали встречать Новый год, чтобы потом оказаться в койке.

Ничего не было случайного. Ни тогда, ни теперь. Не буду удивлен, если майор в юбке и его боевые друзья изыщут способ проявить себя. Столько приложено усилий, чтобы вырвать из прошлого компакт-диск, и на тебе, кто-то другой будет пользоваться сладкими, как манго, плодами.

Между тем мой полет в клетке продолжался и казался бесконечным. Было такое впечатление, что меня посадили на кол и одновременно подожгли костерок. Прожигающая боль начинала раздражать. Чтобы отвлечься от нее, начал материться, и так, что у тех, кто следил за жертвой, должно быть, завяли уши и они окончательно утеряли веру в человека, как доминанту вселенной.

Это дало положительный результат: в окружающей меня затхлой атмосфере бетонных катакомб произошли изменения. Со скрежетом открылась дверь, в её проеме мелькнуло несколько темных фигур. По мою душу?..

Х… й они её получат, решил я, за такие эксперименты над человеком, надо отрывать причинное место без предупреждения. О чем и заявил пришедшим.

Ответ последовал незамедлительно — между моими обвислыми ногами с тугим запевом прошла стрела. Даже показалось, что вижу её легкомысленное, окрашенное в кровь оперение. Я догадался: мне следует сделать паузу.

— Ну, детка, — вышел из тьмы Арсений. — Надумал что полезное для общества?

— Для вашего нет, — признался.

— Плохо, — проговорил «новый особист». — Пристрелю, как собаку.

— Сначала отсоси у слона, моська, — нагрубил, притомившись от полета и неопределенности.

И тут в мертвой тишине услышал смешок — тихий и грудной, спокойный и уверенный. Он был знаком. Мне. И мог принадлежать только одному человеку.

Показалось, что я невозвратно свихнулся от переутомления и бесконечного падения в никуда. Чтобы убедить себя в обратном, из последних сил дрыгнулся на дыбе и полоумно заорал:

— Вирджиния, сука такая, выходи!.. Ты! Ты, я знаю!.. Выходи, или убью! — Сам уже не понимал, что такое несу: устал от таких перегрузок, как астронавт, застрявший в открытом космосе из-за шуток товарищей, заклинившим люк орбитальной станции.