Читать книгу "Дети Робинзона Крузо - Роман Канушкин"

Особенно одну из них. Из матового стекла, в зеркальных снежинках, камушках и искуственных бабочках. Но важна была не сама рамка, а вставленная в нее демонстрационная фотография черно-белая, выполненная в высоком стиле старого Голливуда. Женщина из его сна? Нет, не только это... Он ведь знает, кто она, ведь...

Лейтенант захлопал глазами.

Пробитая бровь неожиданно увидела, какие у него длинные и густые ресницы, и сочла молодого человека забавным.

— А чья это фотография?

Пробитая бровь ухмыльнулась:

— Можете вставить туда свою, — и ее чуть влажные глаза на миг заблестели, — или девушки.

— Девушки?

— Обычно такие рамки с сердечками, — (только тут Свириденко обнаружил, что камушки выполнены в форме сердечек), — дарят девушкам.

Вообще-то лейтенант ДПС собирался купить подарок для младшей дочери своего непосредственного начальника майора Дягилева.

— Девочке, — сказал он. — Она еще ребенок. Дочка шефа. — Свириденко помялся. — Боюсь, если я подарю ей рамку со своей фотографией, ее отец...

Пробитая бровь расхохоталась:

— Не продолжайте, я поняла.

— Да нет, все нормально, — расхрабрился лейтенант. — Думаю воспользоваться вашим советом: дождусь дня рождения шефа и подарю ему свою фотку в этой рамке с сердечками.

Теперь они прыснули оба.

— Знаете, сказала девушка, — я сейчас посмотрю, чья это фотография. Может быть, есть в компьютере. А вы пока осмотритесь.

Она быстро и легко развернулась и скрылась в подсобке. Свириденко успел лишь глянуть ей вслед. Господи, как же восхитителен май!

Свириденко, улыбаясь себе под нос, думал о том, что он успел заметить: высокая, ладная, крепкие бедра обтянуты джинсами, порванными под ягодицами. Но...

Он успел заметить не только привлекательный «тыл» продавца-консультанта.

Еще он увидел картину.

Собственно говоря, это был декоративный офорт, репродукция полотна кого-то из известных мастеров. Вероятнее всего этого... Айвазовского — Свириденко не особо разбирался в живописи.

Только здесь и не надо было ни в чем разбираться.

В горле у лейтенанта внезапно запершило. Он остановился как вкопанный посреди зала и подергал щекой — если бы пробитая бровь увидела Свириденко в эту минуту, вряд ли она сочла бы его привлекательным.

На картине было изображено место из его сна.

Теперь уже не оставалось никаких сомнений: темный дом, увенчанный островерхой крышей, висел над морем, и если бы разыгрался шторм, пенные брызги волн, взметаясь, смогли бы коснуться его стен. Но сейчас море было спокойным, недвижным. На картине стоял полдень. Ленивая жара разлилась над умиротворенным Югом, и лишь четыре крохотных фигурки, дети, играющие в тени дома, вносили хоть какое-то оживление в полуденный сон.

В магазине «Красный куб» работал кондиционер, но лейтенант Свириденко почувствовал на лбу легкую испарину. Словно густой липкий зной, изображенный на полотне мастера, передался и ему.

Глаза Свириденко сузились. Что-то с этой картиной было не так. И разлитое по ней спокойное умиротворение казалось обманчивым. В полдень обычно самые короткие тени, но сейчас...

— Ты ведь только притворяешься, что все в порядке? — прошептал Свириденко сиплым голосом, глядя на темный дом.

Сейчас тень как будто удлинилась.

Теперь уже испарина стала вполне ощутимой капелькой пота. И если пристально вглядеться в крохотные фигурки, то в короткое мгновенье, в переливах какого-то марева, можно было различить, что дети, четверо мальчишек, вовсе не играли у дома. Они неслись от него прочь, с перекошенными от ужаса лицами, убегали, как ошпаренные, от настигающей их тени.

— Это Одри Хепберн, — голос вернувшейся пробитой брови донесся словно издалека. — Я почти угадала.

— Что? — слабо отозвался Свириденко.

— Актриса. В вашей рамочке, — девушка улыбнулась, и ее глаза вновь заблестели. — Ну, «Завтрак у Тиффани», «Римские каникулы», все дела...

— Все дела, — повторил лейтенант ДПС.

С момента происшествия у казино «Шангрила» лейтенант Свириденко почему-то распрощался со своей старой присказкой «Ну, никаких гарантий!». Теперь эта присказка вызывала у него даже не неприязнь, а ощущение какой-то нелепости, словно эта прибауточная словоформа, долженствующая резюмировать мудрость житейской философии, принадлежала какой-то другой жизни, с которой Свириденко теперь также распрощался. Он все вспомнил. И все фрагменты, словно кусочки пазла, выстроились у него в голове.

— Ну, и как с рамочкой для дочки шефа? — Пробитая бровь смотрела на него с выжидательным интересом: мол, заснул человек на ходу, бывает. — Брать будете?

— А как же! — кивнул Свириденко.

— Рамочка классная...

— Она просто прекрасна! — энергично согласился Свириденко.

— А-м-м... — забирая рамку с полки, пробитая бровь решила, что парень и вправду забавный. А тут он еще взял и попытался объясниться, нелепо, откровенно:

— Извините, весеннее обострение.

— У меня тоже, — неожиданно сказала Пробитая Бровь.

Теперь они оба несколько ошалело уставились друг на друга. Девушка зарделась, потом ее ресницы легко, не как у Свириденко, а словно их коснулся ветерок, задрожали. Она быстро развернулась с покупкой лейтенанта ДПС в руках и направилась к кассовым аппаратам. Свириденко, спохватившись, последовал за ней.

И смущение все еще витало над тайными местами человеческих встреч.

— Я заверну в подарочную упаковку? — предложила пробитая бровь.

— Да. А-а?.. а.. Я хотел спросить... вы... э-м...

— Что?

— Ну...э-м-м...

— Я до девяти, если это имеется в виду, — помогла пробитая бровь. — Но могу освободиться на полчаса раньше, если...

Ее коллега за кассовым аппаратом с интересом наблюдала за этой сценой:

— Ну какие могут быть «если», — вздохнула она. — Иди уже...

Ровно в 8.30 вечера Свириденко был в магазине «Красный куб». Он принес пробитой брови букетик ландышей — невзирая на запрет, старушки все еще собирали эти майские цветы. Свириденко очень хотел подарить девушке красную розу, но не решился. Пока не решился.

Выходя из магазина, они о чем-то болтали. Пробитая бровь сказала «пока» своей коллеге за кассовым аппаратом. И перед самыми дверьми лейтенант Свириденко незаметно обернулся. Ему тоже надо было попрощаться.

Дети на картине теперь просто весело играли.

Свириденко часто заморгал. Только что на том месте, где были изображены крохотные фигурки, сверкнули четыре капельки синевы. Они беспечно вспорхнули, и Свириденко увидел, что это нежные хрупкие мотыльки, в крылышках которых застряли кусочки неба. У лейтенанта ДПС на миг остановилось сердце. Испуская радостное сияние, гоняясь друг за другом, бабочки устремились ввысь, к горизонту, а потом начали таять, словно растворяясь в обступившем их свете. Лейтенант Свириденко заморгал: он видел, как они уходят из этого мира. Но он все еще смотрел. Смотрел... Он знал, что теперь все хорошо. С теми мальчишками.