Читать книгу "Последнее лето - Константин Симонов"

– Такое хозяйство не заметить трудно. Значит, еще на подходе. – Серпилин приказал Прокудину пересесть в задний «виллис», связаться по рации со штабом армии и выяснить, где сейчас находится понтонно-мостовой батальон, который приказано направить в распоряжение Кирпичникова. – Выяснишь – догонишь нас.

Прокудин вылез, и Гудков погнал «виллис» дальше.

Синцов, когда Серпилин отправил Прокудина, подумал, что они скоро будут у Кирпичникова, – там телефон – почему не позвонить оттуда? Но потом понял, что Серпилин хочет проверить, как обстоят дела с этим понтонно-мостовым батальоном, раньше, чем доедет до командира корпуса.

Серпилин вообще любил радио: и сам ездил всегда, имея на втором «виллисе» рацию, и приучал пользоваться радио всех, к кому ездил. Находил поводы напомнить о его существовании.

Шутя называл начальника штаба армии Бойко фанатиком связи, но сам был такой же, как он. А как-то, вспомнив при Синцове о сорок первом годе, сказал: «Если бы нам тогда во всех звеньях надежную радиосвязь, да к этой радиосвязи – привычку ею пользоваться, – много бы трудней немцам пришлось – с их клещами и клиньями. Половину бы пообрубали, зная друг о друге, где кто находится. И кто сейчас, имея радиосвязь, плохо ее использует – тот сам себя обкрадывает».

Серпилин сидел впереди и вспоминал смущение Талызина, случайно застигнутого им вдали от передовой.

«Интересная все-таки наша психология: чем дальше добираться до нас начальству, тем смелей смотрим ему в глаза! Застанешь какого-нибудь командира дивизии на тычке, в окопчике на переднем крае, и хотя воюет неудачно и надо бы дать ему выволочку – заслужил! – а что-то удерживает: вон он где, оказывается, сидит! Пока до него добирался, сам страху натерпелся!»

Серпилин заметил, что их догоняет второй «виллис», и скал ал Гудкову:

– Остановись.

Прокудин пересел и доложил:

– Ответили, что понтонно-мостовой батальон следует по графику.

– Кто ответил?

– Начальник инженерных войск.

– Тогда дело надежное.

Командный пункт Кирпичникова был на холме, на той стороне реки, в полукилометре от недавно законченного саперами нового моста через Ресту, по которому шли сейчас тяжелые артиллерийские системы на гусеничном ходу.

Выйдя из «виллиса», Серпилин увидел на холме обращенные в нашу сторону окопы. Кирпичников, оказывается, использовал под командный пункт один из захваченных с ходу узлов немецкой обороны, куда немцы так и не успели сесть.

На новом командном пункте все было уже в полном порядке; в одном из укрытий для машин стоял знакомый штабной автобус Кирпичникова, смонтированный на «студебеккере» и покрытый маскировочными пятнами; имелась и зенитная защита – счетверенные установки на грузовиках и эрликоны. Само помещение командного пункта было устроено, как всегда у Кирпичникова, находчиво и разумно. Здесь был немецкий блиндаж, но его расширили, сверху накрыли брезентом и маскировочной сеткой, а внутри поставили стол и складные табуреты.

Когда Серпилин вошел. Кирпичников сидел спиною к нему и, молотя кулаком по столу так, что подпрыгивал телефон, ругал кого-то на том конце провода. «Прикладывал», как он сам любил выражаться:

– А я бы на месте командующего по-другому с вами поговорил. И сами сзади сидите, и войска вперед не идут! Позор! С ночи всего на два километра продвинулись. Где у вас стыд и совесть? Я вас спрашиваю, хоть капля совести у вас осталась?

Кирпичников повернулся и поднялся навстречу, продолжая держать трубку. Хотел положить ее, собираясь докладывать, но Серпилин махнул рукой:

– Заканчивайте.

– Еще раз повторяю: позор вам! – не сбавляя тона в присутствии командарма, громко и зло крикнул в трубку Кирпичников. – Если к вечеру не выполните задачу дня, поставлю вопрос об отстранении от командования дивизией. У меня все!

Он еле сдержался, чтобы не швырнуть трубку. Серпилин несколько секунд молча смотрел на него, на его злое лицо с красными пятнами на скулах, и медленно обернулся. Вошедшие было Прокудин и Синцов поняли и вышли.

– Кого это ты отстранять собрался? Талызина, что ли?

– Отстранять не отстранять, а пригрозить пришлось. Второй день из рук вон действует!

На лице Кирпичникова оставалось злое выражение, с которым он говорил по телефону.

– Всю обедню портит, от всех отстал, – добавил он все тем же взвинченным голосом, не пробуя справиться со своим возбуждением, а может, и не считая это нужным.

– А ты не допускаешь, что один быстрей другого идет не всегда только за счет собственной доблести? – спросил Серпилин. – Возможно, у немца там, против Талызина, поближе к Могилеву, поболее силенок, чем против других твоих дивизий. Но сплошной обороны у немца и там нет. Есть промежутки! И Талызин действует ненаходчиво. О чем ему и сказано. Был у него по дороге. Не прямо с тебя начал.

– А он как раз на свой наблюдательный пункт приехал и докладывал мне, за что вы его ругали.

– Вот видишь – докладывал, – сказал Серпилин. – Другой бы на его месте не поспешил. Значит, честный человек. Зачем же ты его так, с маху: «Стыд, позор…»? Я бы не вошел, еще бы чего-нибудь похлестче добавил. Откуда у тебя такой террористический стиль руководства, скажи, пожалуйста? Неужели без этих слов не в силах добиться требуемого результата?

– Брань на вороту не виснет, товарищ командующий. Чего в горячке не скажешь. И сам не обижался, когда слышал, и у других обид на это не признаю! – угрюмо, с уверенностью в своей правоте ответил Кирпичников.

– Не знаю, от кого ты сам такое слышал, – сказал Серпилин, и у него заходили желваки на скулах. – От меня не слышал и, пока уважаю тебя, не услышишь. А ты, командир лучшего в армии корпуса, судя по твоему разговору, командиров своих дивизий не уважаешь.

– Почему не уважаю? Я Талызина как раз уважаю, – сказал Кирпичников.

– Как же так, уважаешь, а бесчестишь?

– Не каждый день так, товарищ командующий.

– А раз не каждый день, значит, терпимо? Видимо, не понимаем друг друга. – Серпилин сел за стол. – Докладывай новости, ты сегодня герой дня.

Кирпичников развернул карту и стал докладывать.

Если не считать отставания Талызина, дела в корпусе шли хорошо. Уже закрепились за Днепром на втором плацдарме и только что захватили третий.

– Авиаторам сообщили об этом третьем плацдарме? – сразу спросил Серпилин.

Кирпичников на секунду замялся, но доложил, как было. Оказывается, не он сообщил авиаторам об этом третьем плацдарме, а авиаторы ему. Возвращаясь после штурмовки, увидели, как наши еще в одном месте переправляются через Днепр, и сразу радировали своему командованию. А командир штурмовой дивизии сообщил в корпус.

– Молодцы! – сказал Серпилин. – А намного ли ты первый свой плацдарм, северный, расширил за эти часы?