Читать книгу "Наследство рода Болейн - Филиппа Грегори"

Тут она теряет равновесие, ее подхватывают, заставляют опуститься на колени перед плахой, она хватается за плаху, словно это ее последняя надежда. Даже отсюда мне видно, как горько она рыдает. Потом странно, нежным движением, словно маленькая девочка, готовящаяся ко сну, отбрасывает со щеки прядь волос и кладет голову на плаху и прижимается щекой к гладко выструганному дереву. Неуверенно — словно не зная, надо ли, — раскидывает руки, и палач торопливо поднимает топор. Еще мгновение, и лезвие молнией летит вниз.

Я вскрикиваю — густой поток крови, голова ударяется о помост. Священник у меня за спиной замолкает, я вспоминаю — негоже забывать свою роль. Кричу в окно:

— Китти, это ты? Это ты, Китти? Что за глупая игра!

— Бедняжка, — бормочет священник и поднимается на ноги. — Подай мне знак, что раскаиваешься в грехах своих и готова умереть с верой, бедное, неразумное создание.

Слышу, как поворачивается ключ в замке, спрыгиваю с подоконника — теперь меня отправят домой. Наверно, выведут через заднюю калитку, торопливо проводят до выходящих к Темзе ворот, посадят на барку без флагов и вымпелов, довезут до Гринвича, а оттуда на лодке до Норвича.

— Пора, пора идти! — весело кричу я.

— Помилуй ее, Боже, прости грешную душу, — произносит нараспев священник, поднося Библию к моим губам.

— Пора идти, — повторяю я. Целую Библию, раз ему уж так надо, смеюсь, глядя на его грустное лицо.

Двое стражников быстрым шагом ведут меня вниз по ступеням. Сейчас мы повернем к задней калитке. Нет, они ведут меня к главному выходу, тому, что выходит к эшафоту. Я упираюсь, не хочу глядеть на тело бедненькой Китти, завернутое в тряпки, словно куль грязного белья. Вспоминаю, что все еще нужно притворяться, до последней минуты, пока они меня не посадят в лодку, нужно изображать безумную, а то и впрямь отправят на плаху.

— Быстрее, быстрее! — кричу весело. — Поторапливайтесь! Поторапливайтесь!

Стражники крепко держат меня за руки, дверь распахивается. Толпа еще не разошлась, словно ждет следующего акта на окровавленной сцене. Не хочу идти на виду у всех, не хочу, чтобы старые друзья меня видели. В первом ряду наш родственник граф Суррей, с трудом удерживая тошноту, смотрит на опилки, пропитанные кровью только что обезглавленной кузины. Он смеется, пытаясь все обратить в шутку. Я тоже смеюсь, гляжу то на одного стражника, то на другого.

— Поторапливайтесь! Поторапливайтесь!

Они недовольно хмурятся в ответ, еще крепче сжимают мне руки, ведут в сторону эшафота.

— Не меня, — неуверенно говорю я.

— Пора, пора, леди Рочфорд, — отвечает один из стражников, — вот сюда, по ступеням.

— Нет! Нет! — упираюсь, тащу их назад, но они сильнее меня.

— Пойдем, пойдем, не упрямьтесь.

— Меня нельзя казнить, я сумасшедшая. Безумных не казнят, нельзя.

— Нам можно, — отвечает стражник.

Я извиваюсь, пытаюсь вырваться, но они тянут меня вверх. Пытаюсь зацепиться ногами за первую ступеньку, но они не перестают тащить и подталкивать меня.

— Нельзя меня казнить, я безумная. Доктора сказали, что я безумная. Сам король послал своего доктора, его личный доктор каждый день приходил, он видел, что я сошла с ума.

— Он что, закон изменил? — пыхтит один из стражников.

Теперь им помогает третий солдат — подталкивает меня сзади. Не в силах сопротивляться цепкой хватке сильных рук, оказываюсь на верхней ступени. Запеленатое в тряпки тело Екатерины уносят, голова еще тут, мягкие золотисто-каштановые волосы заполняют корзинку целиком.

— Меня нельзя, — упрямо повторяю я. — Я сумасшедшая.

— Он закон изменил. — Стражник пытается перекричать хохот толпы, которая наслаждается зрелищем нашей борьбы. — Изменил закон, и теперь даже сумасшедшего, если он виновен в государственной измене, можно казнить.

— Доктор, королевский доктор сказал, что я сошла с ума.

— Не имеет значения, тебя все равно казнят.

Меня тащат к краю помоста. Вижу жадные до кровавого зрелища смеющиеся лица. Никто меня при дворе не любил, никто и слезинки не проронит. Никто и слова не скажет в мою защиту.

— Я не сумасшедшая! — кричу я. — Я ни в чем не виновата! Добрые люди, прошу вас, уговорите короля меня помиловать. Я не сделала ничего дурного. Только одно ужасное преступление совершила и уже наказана за него сторицей, сами знаете. Не за что меня винить, только за то, хуже чего никакой жене не сделать… Я его любила… — Барабанная дробь заглушает мои вопли. — Я виновата… виновата…

Меня оттаскивают от перил у края помоста, я падаю в окровавленные опилки. Поднимают опять, заставляют положить голову на плаху, еще мокрую от ее крови. Господи, мои руки в крови, словно руки убийцы. Я умру с руками, испачканными невинной кровью.

— Я ни в чем не виновата! — неистово кричу я.

Мне завязывают глаза, теперь я ничего не вижу.

— Я ни в чем не виновата, совсем ни в чем не виновата. Единственный мой проступок, единственный грех — перед Георгом, я его совершила от любви к моему обожаемому мужу, да простит меня за это Господь — примет мое покаян…

— На счет «три», — командует стражник. — Раз-два-три.

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

АННА

Замок Гевер, январь 1547 года

Он умер наконец — муж, отвергнувший меня; король-деспот, не оправдавший ожиданий; спятивший ученый; прекрасный юноша, превратившийся в чудовище. Только смерть короля спасла его последнюю жену Екатерину Парр, ее тоже успели арестовать за ересь и измену. Но тут смерть — его давний друг, сообщник, пособник — наконец-то пришла за ним.

Скольких он убил? Тысячи. Никто не узнает точное число. По всей стране сжигают на кострах за измену, вешают за ересь. Тысячи и тысячи тех, чья единственная вина — несогласие с королем. Католики, не изменившие вере отцов, протестанты, ищущие новых путей. Среди убитых и несчастная малютка Китти Говард. И этого человека называют великим королем, величайшим королем Англии? Не значит ли это, что короля не должно быть вообще? Людям нужно быть свободными! Тиран остается тираном, даже если под короной красивое лицо.

Наследство Болейнов, так много значившее для леди Рочфорд, в конце концов ей и досталось. Она унаследовала смерть — от мужа, от его сестры. Ее наследство, наследство бедняжки Китти — смерть на эшафоте, такая же, как у них. Мне тоже досталась доля в наследстве Болейнов — чудесный маленький замок в Кенте, мой любимый дом.

Вот и все. Я надену траур по королю, буду присутствовать на коронации принца, мальчугана, которого я любила, теперь он — король Эдуард. Мне удалось то, что я больше всего хотела, — избежав топора палача, жить собственной жизнью, по своим правилам, смотреть на мир своими глазами, играть свою роль.

Наконец я обрела свободу. Я избавилась от вечного страха. Если ночью в мою дверь постучат, я не сорвусь с кровати с колотящимся сердцем, с одной мыслью — вот и конец удаче, это пришли за мной. Не стану принимать любого незнакомца за шпиона. Не сочту подвохом простой вопрос: какие новости при дворе?