Читать книгу "Возвращение троянцев - Ирина Измайлова"

Он дотянулся до бутыли и обнаружил, что во сне, вероятно, открывал её и плохо заткнул пробку — остатки воды вылились. Надо идти к роднику, но как идти, когда так больно? Боль с левой стороны груди сделалась нестерпимой, он пытался и не мог вздохнуть, воздух не проходил через горло. Хриплый крик, крик смертельного страха вырвался у него против воли, он отчаянным усилием попытался подняться, сделал несколько шагов и тут же с новым криком упал на спину, ударился затылком о камень и потерял сознание.

Он открыл глаза и почти ничего не увидел. В глазах стоял густой кровавый туман.

— Я не знаю, что с ним, — говорил совсем рядом низкий мужской голос. — Сердце бьётся, но очень неровно. Так бывает, если в сердце рана, но на нём ран нет. Вообще ни одной.

Голос был знаком, и память подсказала, что это голос Ахилла. Но отчего он говорит так спокойно? И неужели говорит о нём?

— А ты хорошо смотрел, брат? Хотя не заметить рану в сердце едва ли возможно.

Туман рассеялся, и Гелен увидел прямо над собой лицо Гектора. Как он мало изменился!

— Ничего не понимаю, — проговорил Гектор, выпрямляясь и обводя глазами стоящих вокруг людей. — Где его нашли?

— Да в соседней бухточке, где разбились разбойничьи корабли, — ответил за всех Троил (его Гелен не узнал бы, если бы не сходство со старшими братьями). — Только вчера днём его там не было, поселяне убрали все тела. Вечером прибоем принесло ещё несколько трупов, за ними пришли и тогда обнаружили его. Но он не из моря выплыл, на нём даже одежда сухая... Зачем ты приказал его сюда тащить, брат? Можно было прямо там и утопить.

Гектор бросил на юношу взгляд, от которого тот вспыхнул до самой шеи.

— Это сын нашего отца, — спокойно сказал царь Трои. — И без суда он не умрёт. А пока он без памяти, какой может быть суд?

— Я уже не без памяти, — хрипло проговорил Гелен, удивляясь слабости своего голоса, и тому, что он, тем не менее, не дрогнул. — Кажется, всё прошло. Так что, суди, брат. Чем быстрее, тем лучше.

Он нашёл в себе силы даже приподняться и сесть. На лицах обступивших его мужчин не было гнева, и это было самое жуткое. Они смотрели на него с каким-то недоумением, будто не понимая, что он за существо и почему так похож на человека...

— В любом случае, — с тем же спокойствием ответил Гектор, — я тебя судить не могу. Пока мы находимся на земле Эпира, судить любого из нас может только один человек — царь Неоптолем. Что скажешь, племянник?

Гелен рывком поднялся на ноги и, пошатнувшись, обернулся. Неоптолем полулежал на сложенной парусине, опираясь спиной о камень. Его ноги были прикрыты плащом, скрывавшим увечье юноши. Ахилл сидел рядом с сыном на перевёрнутом щите, в своей привычной позе — обнимая руками колени. Время от времени он бросал на Неоптолема короткие тревожные взгляды, будто опасаясь, что тому вновь станет плохо.

— Так что скажешь, Неоптолем? — повторил свой вопрос Гектор.

Его и без того нахмуренные брови совсем сдвинулись, едва не соприкоснувшись.

— Этот человек совершил свои преступления на земле Эпира, и больше всего по его вине пострадал ты, царь Эпира. Поэтому право суда целиком за тобою.

— Понимаю, — ответил юноша. — Но ты не прав, дядя. Больше всего пострадал не я. По вине Гелена убиты двое жителей Эпира: воин Пандион и один из жрецов храма Посейдона, имя которого я сегодня же узнаю. Кроме того, как мне рассказала Андромаха, в городе был отравлен колодец и умерли несколько горожан. Чья это работа, доказать теперь нелегко, но догадаться нетрудно. Поэтому я не вправе считать себя пострадавшим более других. Что до суда, то всё же Гелен троянец и, быть может, справедливее будет судить тебе. А я не могу произнести приговор над Геленом: на мне и так кровь моего деда. С меня довольно!

— Благородно! — невесело усмехнулся Гектор. — На мне пока что крови моих родных нет, так, значит, мне и проливать её, в свою очередь. Ну-ка скажи мне, Гелен, только скажи откровенно... можешь же ты быть откровенным хоть иногда: для чего ты прятался там, в соседней бухте? Снова что-то замышлял?

— Это едва ли, — заметил Неоптолем с сомнением. — У него даже оружия не было. И вид был такой, точно он и впрямь собирается умирать. Он же рухнул, как мешок! И если бы Авлона не взгромоздила его на плечи и не понесла, то, думаю, и сейчас бы там валялся.

— Ничего я не замышлял, — сказал Гелен, пытаясь посмотреть в лицо Гектору, но всё время проскальзывая взглядом мимо. — Я всего лишь собирался взять одну из рыбачьих лодок и уплыть. А там — куда приплыл бы! Я даже не успел ничего взять во дворце — пришлось бежать, сломя голову. Так что тебе, братец Гектор, придётся либо учитывать то, что уже сделано, либо продолжать играть в своё благородство.

Гнев лишь на мгновение осветил лицо царя Трои яркой вспышкой, и тут же он вновь взял себя в руки.

— Правду говорят, что все трусы, когда их окончательно загоняют в угол, проявляют героическую наглость! — воскликнул он. — Да, Гелен, да, я буду играть в благородство, которое ты всегда так ненавидел. Я тебя отпускаю. Катись ко всем каракатицам и слизнякам, плыви в море как можно дальше, чтоб только никогда никакой ветер не прибивал тебя ни к берегам Трои, ни к берегам Эпира! Пускай нигде тебе не будет покоя и везде снится то, что ты здесь сделал. Я не верю, что бывают люди, которые никогда не ведают мук совести. Убирайся вон! Наши воины проводят тебя до лодки, дадут бочонок воды, мешок сухарей, лук, стрелы и нож. И на большее не рассчитывай.

— А ты не думаешь, что совершаешь ошибку, Гектор? — спросил всё это время молчавший Ахилл. — Сейчас он выглядит отжатой тряпкой, а что, если оправится? Ненавидеть тебя он будет, покуда дышит.

Приамид-старший резко повернулся к брату.

— Возможно, ты прав! Что же, ты между нами третий, кто имеет право его судить: Неоптолем — твой сын. Возьмёшь это на себя?

Несколько мгновений на лице Ахилла читалась отчаянная борьба. Потом он мотнул головой и отвернулся.

— В отношении меня пророчество уже сбылось. В нём было сказано, что я пролью кровь одного из моих братьев. Одного. И хватит. Великий Бог и так слишком милосерден ко мне. Вон, лягушачье отродье!

Гелен понял, что на самом деле может уйти, и испытал одновременно два самых противоположных чувства — огромное, неимоверное облегчение и тупое отчаяние! Он был в отчаянии от того, что самый ненавистный ему на земле человек даже теперь, даже после всего происшедшего, не проявил слабости.

Несколько шагов вдоль берега Гелен сделал довольно легко, потом его ноги подкосились. Та же боль, только в сто раз более сильная, пронзила грудь, и если бы он уже не испытал её утром, то решил бы, что кто-то невидимый вонзил в него широкое лезвие меча. Гелен охнул, замычал, пытаясь вытолкнуть из груди эту боль, потом взмахнул руками и рухнул лицом вниз на мелкую прибрежную гальку.

— Он мёртв! — проговорил Ахилл, наклоняясь и тут же выпрямляясь. — Теперь я знаю, что это такое. У него лопнуло сердце.