Читать книгу "История Французской революции - Франсуа Минье"

Партия, оробевшая после 28 фрюктидора и заключения континентального мира, вновь приободрилась. Военные успехи новой коалиции, жестокий закон о принудительном займе и насильственный закон о заложниках, заставлявший каждое эмигрировавшее семейство дать гарантию правительству, — принудили роялистов на юге и западе взяться за оружие. Они появлялись шайками, становящимися день ото дня все более опасными, и начали мелкую, но опустошительную войну шуанов. Они ждали прихода русских и надеялись на близкую реставрацию монархии. Наступил момент, удобный для новых исканий всех партий. Каждая из них желала получить наследство после находящейся на последнем издыхании конституции; повторялось то, что уже можно было видеть при конце заседаний Конвента. Во Франции все имеют какое-то политическое чутье и при помощи его угадывают приближение смерти правительства, и все партии приходят за добычей.

К счастью для республики, война приняла другой оборот на двух границах — на верхнем и нижнем Рейне. Союзники, завладев Италией, захотели вторгнуться во Францию через Швейцарию и Голландию, но генералы Массена и Брюн остановили их до сих пор победоносное движение. Массена двинулся против Корсакова и Суворова. В двенадцать дней искусными комбинациями и рядом побед, переходя по очереди от Констанца до Цюриха и обратно, он отразил все усилия русских, принудил их к отступлению и расстроил коалицию. Брюн разбил также герцога Йоркского в Голландии, заставил его вернуться на суда и отказаться от своей попытки вторжения. Одна Итальянская армия была менее счастлива. Она потеряла своего генерала Жубера, убитого в сражении при Нови, где он имел дело с австрийцами и русскими. Но эта граница, удаленная от центра движения, осталась незанятой неприятелем, несмотря на поражение при Нови, и Шампьоне искусно защищал ее. Вскоре ее должны были перейти республиканские войска; они при каждом возобновлении войны испытывали поражения, а затем быстро обретали свое превосходство и начинали побеждать. Европа, давая своими частыми нападениями только больше упражнений для военных сил, делала их с каждым разом все более способными не только к отражению, но и к нападению.

Внутри государства, однако, ничего не изменилось. Распри, неудовольствие и раздражение остались все те же. Только борьба между умеренными и крайними республиканцами выразилась еще яснее. Сьейес продолжал действовать против этих последних сообразно своим ранее выработанным планам. Он восстал против якобинцев на Марсовом поле в годовщину 10 августа. Люсьен Бонапарт, имевший благодаря своему характеру, своим способностям и военному значению победителя Италии и Египта большое влияние в Совете пятисот, изобразил в этом собрании ужасающую картину террора и сказал, что Франции угрожает возвращение его. Почти в то же время Сьейес отставил от должности Бернадотта, а Фуше закрыл, с его согласия, собрания в Манеже. Толпа, от одного призрака прошлого пришедшая в ужас, стала на сторону умеренных, и крайние республиканцы, желавшие объявить „Отечество в опасности“, как при конце Законодательного собрания, не смогли этого выполнить. Сьейес тем временем, потеряв Жубера, искал генерала, способного понять его планы и защищать республику, не делаясь ее притеснителем. Гош уже больше года как умер; Моро заставил себя подозревать своим двусмысленным поведением относительно Директории перед 18 фрюктидора — внезапным доносом на своего старинного друга Пишегрю, измену которого он скрывал в продолжение целого года. Массена не годился в политические генералы, Бернадотт и Журдан принадлежали к партии Манежа, Сьейес не находил никого и откладывал свой план государственного переворота за неимением годного к тому человека.

Бонапарт узнал на Востоке от своего брата Люсьена и нескольких других друзей о положении дел во Франции и об упадке директориального правительства. Поход его был выполнен блестяще, и он овладел верхним и нижним Египтом. Разбив мамелюков и совершенно уничтожив их господство, он двинулся в Сирию; неудача при осаде Сен-Жан д'Акра заставила его, однако, вернуться к месту своих первых побед. Здесь, разбив Оттоманскую армию при Абукире, месте, бывшем роковым год назад для французского флота, он решил покинуть эту страну изгнания и славы, чтобы обратить новый кризис во Франции к своему возвышению. Он оставил главнокомандующим Восточной армии генерала Клебера и, не замеченный кишевшими там английскими кораблями, переплыл на фрегате Средиземное море. Он высадился во Фрежюсе 17 вандемьера VII года (9 октября 1799 г.), через девятнадцать дней после победы при Бергене, одержанной Брюном над англо-русской армией герцога Йоркского, и четырнадцать дней спустя после Цюрихской победы, одержанной Массена над австрийцами и русскими, бывшими под начальством Корсакова и Суворова. Он проехал всю Францию от Средиземного моря до Парижа как триумфатор. Его почти баснословный поход заставлял удивляться и давал пищу воображению, прибавляя ему славы, уже и так значительной благодаря его победам в Италии. Эти два похода поставили его выше всех других генералов республики. Отдаленность места его военных действий дала ему возможность начать свою карьеру в полной независимости и при обладании крупной властью. Победоносный генерал, полномочный и властный посредник, творец республик, он ловко обходился со всевозможными интересами и умеренно со всеми убеждениями. Издали подготовляя свои честолюбивые замыслы, он не придерживался никакой определенной партии; чтобы возвыситься с их согласия, искусно управлял ими всеми. О захвате власти он стал мечтать еще со времени своих итальянских побед. 18 фрюктидора, если бы Директория была побеждена Советами, он предполагал двинуть свою армию против этих последних и захватить протекторат над республикой. После 18 фрюктидора, видя, что Директория еще сильна, а бездействие в Европе слишком для него опасно, он согласился на Египетскую экспедицию, чтобы не быть забытым. При вести о поражении Директории 30 апреля он поспешно явился на место событий.

Его приезд возбудил восторг умеренной части нации; он получал всеобщие поздравления, и все партии, дорожа им, старались привлечь его на свою сторону. Генералы, директора, депутаты, даже республиканцы Манежа являлись к нему и зондировали почву. Ему задавали праздники и обеды; он держался на них с достоинством, но просто, без излишнего заискивания и больше как наблюдатель; в нем была какая-то снисходительная вольность в обращении и невольная привычка властвовать. Несмотря на недостаток отзывчивости и искренности, он всегда имел самоуверенный вид, и, внимательно наблюдая его, можно было подметить заботу о заговоре. Не высказывая этого, он заставлял догадываться, ибо для того, чтобы дело было сделано, оно не должно быть неожиданным. Бонапарт не мог опереться на республиканцев Манежа, не желавших ни государственного переворота, ни диктатуры; а Сьейес вполне правильно боялся, что он для его конституционных планов слишком честолюбив. Ввиду этого Сьейес колебался вести с ним переговоры. Но потом, под влиянием общих друзей, он согласился на свидание с Бонапартом и сошелся с ним. 15 брюмера ими был выработан план нападения на Конституцию III года. Сьейес взял на себя обязанность приготовить к этому Советы через комиссии инспекторов, имевших к нему безграничное доверие. Бонапарт должен был привлечь на свою сторону генералов и различные части войск, находившихся в Париже и выражавших по отношению к нему много восторженности и преданности. Было решено созвать чрезвычайное собрание наиболее умеренных членов Советов, указать Совету старейшин на общественную опасность, потребовать от них, представив им ясно неизбежность восстановления якобинства, перемещения Законодательного корпуса в Сен-Клу и назначения генерала Бонапарта, как единственного человека, способного спасти родину, начальником военных сил; затем заговорщики полагали возможным достигнуть при помощи новой военной власти дезорганизации Директории и немедленного роспуска Законодательного корпуса. Дело было назначено на утро 18 брюмера (9 ноября).