Читать книгу "Аврора - Ким Стэнли Робинсон"

— Не уверен, что мне так уж понравилось, — отвечает Арам.

— Но тут смысл тот же, а развязка вот какая:

Новых земель и других морей Тебе не увидеть — нет! Город родной, как твоя судьба, Будет идти вослед. Тем же кварталом, улицей прежней Вечно тебе бродить, В тех же домах сединою снежной Голову остудить. Будешь опять ты в старых харчевнях Старое пить вино, — Здесь твоя жизнь навсегда осталась — Другой тебе не дано.[57]

Арам кивает.

— Да, это здорово.

Они еще что-то ищут и читают про себя. Затем Арам нарушает молчание:

— Смотри, я нашел еще один вариант, марсианский. Послушай конец:

Будешь опять ты сидеть под замком, Разум твой — это плен. Вся жизнь твоя на Марсе осталась — Другой тебе не дано.

— Очень красиво, — соглашается Бадим. — Все про нас. Мы ведь тоже заперли себя в плену своих замыслов.

— Ужасно! — возражает Фрея. — Что здесь красивого? Это ужасно! И мы не в плену! И мы себя не запирали! Мы родились в тюрьме.

— Но сейчас-то мы не там, — отвечает Бадим, пристально глядя на дочь. Она сидит у его ног, как и обычно в последнее время. — И мы теперь сами по себе, куда бы ни пошли. Вот о чем идет речь в стихотворении, как мне кажется. Мы должны признать это и сделать все, что в наших силах. Этот мир, пусть даже он такой огромный, — это просто еще один биом, в котором нам придется теперь жить.

— Я знаю, — говорит Фрея. — Это нормально. Ничего не имею против. Только не надо винить нас. Деви была права. Мы всю жизнь жили в гребаном туалете. Будто какой-то безумец похитил нас в детстве и запер. Но сейчас мы оттуда выбрались, и я собираюсь поразвлечься!

Бадим кивает, у него сияют глаза.

— Молодец! Ты это сможешь. Еще и нас научишь.

— Научу.

Когда она это говорит, желудок у нее связывается узлом. Невыносимое солнце, головокружительное небо, тошнота от страха — как с этим справиться? Как вообще ходить под таким небом, на таких слабых ногах, с таким боязливым сердцем? Бадим кладет руку ей на плечи и заглядывает в лицо, она прижимается им к его коленям и плачет. Он уже так стар и так быстро стареет, буквально на глазах. Она не сможет его потерять, она этого не выдержит, поэтому боится, и страх ее огромен и не поддается контролю.

* * *

Китайцы предоставили Фрее новые сапоги до колен, которые полностью отвечали ее пожеланиям. Они принимали сигналы из ее нервной системы и переводили их в движения ходьбы, не отличавшиеся от тех, что она совершала бы, если бы чувствовала свои ноги. Почти как если бы в сапоги передавались ее собственные ощущения, хотя на самом деле ступни оставались такими же бесчувственными, какими раньше была обувь. К такому переключению требовалось немного привыкнуть, но в любом случае это было предпочтительнее, чем спотыкаться и падать, или толкать ходунки, или размахивать костылями. И вот она шагает в своих новых сапогах. И даже почти привыкла к причудливой легкости 1 g земной гравитации.

* * *

Им предлагают отправить делегацию на какую-то конференцию о звездолетах, и Арам с Бадимом спрашивают Фрею, не желает ли она к ним присоединиться. Они выглядят озабоченными, словно не уверены, что она справится, но она сейчас, как это часто случалось и на корабле, видит, что они хотят использовать ее как некую замену Деви или как церемониальную фигуру, некое лицо группы. Также она понимает, что Бадим чувствует, будто обязан ей это предложить, даже если не считает, что ее участие было бы хорошей идеей.

— Да, — отвечает она недовольно, и вскоре они летят в Северную Америку, группой из двадцати двух человек, выбранных в неловкой, рассеянной манере, не как они обычно выбирали у себя в городах. Они растерянны, не вполне понимают, как теперь принимать решения, они уже не в своем мире и не знают, что делать. Возможно, раньше корабль управлял их собраниями в большей мере, чем они думали, — кто знает? Однако теперь они находились в смятении.

Поглядывая время от времени из маленького окошка ракетоплана, Фрея видит раскинувшийся внизу огромный голубой мир. Сейчас, как ей сообщили, под ними находился Северный Ледовитый океан. Земля — это, несомненно, водный мир, и этим она мало отличалась от Авроры. Пожалуй, это лишь усиливало ее страх — страх перед темой встречи, куда они направлялись, учитывая, что говорили о них лица с экранов, учитывая все, что с ними произошло. Их китайские хозяева пообещали, что их вернут обратно к их товарищам в любой момент, как только они пожелают. Им пообещали, что никого не разлучат, если только они сами не будут этого хотеть. Теперь они — граждане мира, говорят китайцы, то есть и граждане Китая в том числе, и имеют полное право следовать туда, куда пожелают сами, и делать то, что пожелают сами. Китайцы предлагают им постоянное жилье и работу, какой они захотят заниматься. Понять китайцев трудно — и непонятно, почему они все это делают для звездных путников, но принимая во внимание ругань, льющуюся с экранов, народу звездолета остается только радоваться этому. Даже если они пешки в какой-то неведомой или незримой игре, это лучше, чем находиться среди потоков ненависти и презрения.

Бадим выглядит уставшим, Фрея жалеет, что он не остался в Пекине, но он отказался — ему хочется быть здесь и помогать ей. Кобальтовый блеск Арктики подмигивает изогнутыми белыми линиями волн, тянущихся внизу от горизонта к горизонту. Они, по ощущениям, летят очень медленно, хотя им и сообщили, что самолет движется как минимум в шесть раз быстрее, чем поезд из Гонконга в Пекин, — только сейчас они, конечно, в двадцати километрах, а не в двадцати метрах над Землей. Они видят настолько далеко вдаль, что горизонт выглядит слегка изогнутым и планета снова кажется шаром. Смещаясь на юг, они видят настоящую Гренландию слева, она не вся в зелени, как они слышали, а скорее являет собой край черных гор, окруженный морем. Причем море в основном покрыто белым льдом, но во многих местах оттаяло, и в этих участках виднеется небесно-синяя вода. Сочетание всего этого не так-то просто постичь. Еще южнее, над восточным побережьем Северной Америки, изрезанным глубокими голубыми заливами, кажется, будто на суше ничего нет. Но когда они начинают опускаться, строения возникают перед ними в большом количестве, словно это яркие кукольные домики. Вскоре их ракетоплан садится на площадке рядом с лесом серебристых небоскребов.

Комнаты и транспорт, транспорт и комнаты. Многолюдные узкие улицы и каналы, высокие здания с обеих сторон. Лица на улицах смотрят на их машины, некоторые что-то выкрикивают. Совсем не похоже на Пекин, намного больше похоже на изображения с экранов. Здесь говорят по-английски, и несмотря на акцент, местных жителей понимать намного легче. Это родной язык звездных путников — такой же родной, каким должен был быть и весь этот мир, хотя это явно не так. Небо здесь кажется еще выше, чем где-либо прежде. Бадим и Арам обсуждают эту странность, обращаются к старым книгам и уравнениям оттуда; смотрят вверх между зданиями, не обращая внимания на явный факт, что это небо поражает не столько своей высотой, сколько тем, что оно не является куполом, — вот что в нем пугает! Однако они продолжают свою беседу, возможно, намеренно стараясь избегать этот факт. Проезжая по городу на трамвае, видят небо, испещренное узором облаков, который, как замечает Арам, называется волнистым небом, особенно красивым в послеполуденном свете, зависшим над ними низко, но не настолько, как дождевые облака, изумившие их в Гонконге.