Читать книгу "Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - Джордж Кеннан"

Убедившись в нежелании Запада обеспечить его безопасность, Советский Союз, наряду с усилением мощи своих вооруженных сил, перешел в качестве альтернативы к территориальным приобретениям, исходя из границ 1938 года, чтобы укрепить свои стратегические и политические позиции и расширить сферы влияния. Приступив к осуществлению этой экспансионистской программы, советские руководители использовали традиции царской дипломатии.

Опыт Мюнхена показал, что кошмар изолированной германо-русской войны стал близок к осуществлению и утратились последние надежды побудить западный мир выступить против Гитлера не только в случае необходимости самообороны. Перевод промышленности России на военные рельсы подтвердил бесполезность затей Литвинова, поскольку открылась дорога к открытой территориальной экспансии, имевшей цель упредить по возможности нападение на Советский Союз или же, по крайней мере, смягчить силу удара в случае начала военных действий. В этих условиях Кремль летом 1939 года пошел на достижение договоренности с Германией, предложенной ею.

Западному миру следовало бы понять, что, несмотря на все перемены, происходившие в России после августа 1939 года, кремлевские руководители не только не отказались от своей программы территориальной и политической экспансии, но и подкрепили ее в германо-русском пакте о ненападении, в разработке и подписании которого самое деятельное участие принимал Риббентроп. Программа предусматривала восстановление русского господства в Финляндии и Прибалтийских государствах, в Восточной Польше, Северной Буковине и Бессарабии. В самом же пакте речь шла об установлении германского протектората над Западной Польшей и предоставлении выхода России к Балтийскому морю где-то в Восточной Пруссии, усилении русского влияния на славян в Центральной Европе и на Балканах и создании по возможности коридора, который соединил бы западных и южных славян, – примерно вдоль границы Австрии с Венгрией. Более того, в нем говорилось о контроле России над Дарданеллами путем сооружения в том районе российской военной базы.

В целом программа предусматривала не только усиление военной мощи России, но и воспрепятствование созданию в Центральной и Восточной Европе каких-либо коалиций, способных бросить вызов безопасности страны.

В Москве в 1939 году рассчитывали, что, если хотя бы часть этой программы в соответствии с договоренностью с Германией будет реализована и немецкая военная машина повернется на Запад, это явится блестящим достижением их политики. Вместе с тем они полагали: если и не удастся воспрепятствовать созданию в Центральной Европе силы, опасной для России, то она (сила. – Дж. К.) будет истощена в борьбе с западными державами и не повернется против России.

Ход начавшейся войны, однако, горько разочаровал русских. Запад рухнул настолько быстро, что немцы не потеряли своей боеспособности и военной мощи. Гитлер решил перенацелить основную часть своих вооруженных сил против России, воспользовавшись затишьем на Западе. Оказалось, что территориальные приобретения, полученные Россией в соответствии с пактом о ненападении, не имели почти никакого военного значения. Русские потеряли восточную часть Польши гораздо быстрее, чем немцы в свое время захватили ее западную часть. Стратегические преимущества приращения этих территорий свелись на нет тем обстоятельством, что польской армии уже не существовало, а ведь она могла бы принять на себя первый удар немцев. В результате ее исчезновения, чему в немалой степени способствовала Россия, Красной армии пришлось столкнуться лицом к лицу с рейхсвером.

Все это не поколебало уверенности русских в необходимости проведения экспансионистской политики. Вывод, который они сделали, сводился не к ошибочности такой политики, а к тому, что она проводилась недостаточно эффективно. Когда после первой военной зимы на горизонте появились предвестники победы, российское руководство пришло к мнению о возможности успешного осуществления в результате войны того, что не получилось в 1939 году. Ведь тогда не будет уже могучей Германии, с которой необходимо считаться. Что же касается истощенной и разоренной войной Восточной Европы, то она станет представлять собой пластическую и податливую массу, из которой можно легко будет вылепить то, что нужно.

Вплоть до июня 1944 года Россия ожидала проявления реальных военных усилий со стороны западных держав. Без этого вклада союзников победа России не была еще полностью гарантирована. Русские опасались, что западные союзники могут оставить их одних в беде. Чтобы избежать этой опасности, Кремль был готов выполнить чуть ли не все требования и пожелания западного мира.

Западные концепции будущей коллективной безопасности и международного сотрудничества представлялись Москве наивными и нереальными. Но если разговоры о нереальных вещах – цена победы, почему бы и не поговорить? Если западному миру требуется заверение России о будущем сотрудничестве, почему бы его не дать, поскольку от этого зависит военная помощь? Будучи удовлетворенной возможностью установления своего влияния в Восточной и Центральной Европе (а кто, собственно, помешает ей в этом, если Германия вот-вот рухнет?), Россия, скорее всего, не сочтет слишком трудным для себя согласиться с довольно странными взглядами западных держав на будущее сотрудничество как условие поддержания мира. Какие опасности могло представить международное сотрудничество для страны, которая уже сама могла обеспечить собственную безопасность? И даже наоборот, если использовать это должным образом, то участие в мероприятиях по обеспечению общей безопасности может послужить делу поддержания интересов России. Более того, соображения престижа побудят ее принять участие во всех учреждениях и комитетах, организуемых во всемирном масштабе.

Таким образом, мысли о международном сотрудничестве легко уживались рядом с идеей о создании мощной империи, появившейся еще на первых порах становления молодого Советского государства, хотя теперь приходилось действовать в условиях еще более острых противоречий. Пока не был открыт второй фронт, считалось целесообразным выдвигать идею о сотрудничестве на первый план, отодвигая вопрос о сферах интересов – на второй. Когда же второй фронт стал реальностью, необходимость в чрезмерной деликатности отпала. Прозвучавшие резкие заявления советских политиков вызвали удивление и некоторую растерянность на Западе.

Наши люди легче поймут слова и действия Советов, если будут иметь в виду характер их целей в Восточной и Центральной Европе. Российские усилия в этом регионе направлены только на одну цель: установление там своей власти. Формы и методы достижения этого играют второстепенную роль. Для Москвы не важно, станет ли регион «коммунистическим» или нет. Видимо, она предпочла, чтобы там распространялись коммунистические идеи, но вопрос этот оставался дискуссионным. Главное для Москвы – это установление ее собственного влияния и авторитета. Если это может быть достигнуто без привлечения особого внимания со стороны, при молчаливом согласии большинства населения и с использованием скрытых форм и методов, тем лучше. Если же нет, то цель будет достигнута другими средствами. Для небольших стран Восточной и Центральной Европы суть дела не в коммунизме или капитализме. Главное для них – национальная независимость и покровительство крупной державы, не делающей предпочтение какой-либо из соперничающих групп. Ни поведение оккупационных войск Красной армии, ни степень «коммунизации» страны не являются критериями в решении этого вопроса. Проблема заключалась даже не в установлении границ, не в принятии конституции и не в формальной декларации независимости, а в реальном соотношении сил, которое чаще всего маскировалось. Именно с таких позиций и следует подходить к пониманию этого вопроса.