Читать книгу "Черноводье - Валентин Решетько"

– Здоров, здоров будь! – И снова с хитроватой улыбкой пояснил: – Лишнее здоровье, паря, еще никому не помешало! – Он поставил на попа одну из березовых чурок и сел, приглашая соседа: – Садись, передохнем немного!

– Тебе-то можно, а мне вроде бы рано еще! – поддерживая шутливый разговор, ответил Михаил, усаживаясь рядом со Смуровым на такую же чурку. И уже серьезным тоном по-деловому спросил: – Ты, Ефим, про гарь, которая около Нюрольки или где-то в той стороне, ничего не знаешь?

Смуров удивленно посмотрел на собеседника и ответил:

– Знать-то знаю, хорошо знаю, а бывать на ней не приходилось. – Он помолчал немного и снова медленно заговорил: – Как не знать, лет десять уже прошло. Как раз в первый год, как мы с Серафимой пришли на Васюган, тайга и горела… Почитай, весь покос в дыму и косили, пока грозой огонь не прибило. Ох, и сильная гроза была, отродясь такой не видывал! – Ефим внимательно посмотрел на собеседника и с нескрываемым любопытством спросил: – Тебе-то зачем?

– Да так, Ефим, для интересу спросил!

– Ты, паря, не финти; за так и чирей даром не сядет!

– За так и чирей даром не сядет! – в унисон соседу повторил комендант и поднял глаза на собеседника: – Понимаешь, Ефим, поселок «Шестой» у меня… Уж больно плохое место; тайга – невпроворот! Какие там поля – хошь под деревню бы расчистить! Вот я и подумал про эту гарь. Хотел узнать, далеко она от поселка и сколько ее там!

– А-а, – понимающе хмыкнул Ефим и с сожалением заговорил: – Не бывал я там, паря! – И словно оправдываясь, продолжил: – Да и зачем мне там быть! – Он махнул рукой в сторону Лисьего озера: – Мне и тут для промысла места хватает. Почитай, от Кильсенки до Игомьяха да и подале – все уголки таежные знаю! – Ефим белозубо улыбнулся, вороша загрубелыми пальцами бороду:

– По ту сторону Васюгана далеко не был, только шишковал в урмане за чвором – дак это совсем рядом! – он посмотрел на реку, покрытую ослепительно белым снегом, на синеющую за рекой тайгу и с чисто детским удивлением проговорил: – Даже не верится, что через две-три недели пройдет лед на реке! Ну и силища-а, мать ее за ногу!..

Ефим перевел взгляд на собеседника:

– В этом деле тебе может помочь Агафья. У нее где-то там зимовье, однако, рядом с гарью. Если не рядом, то все одно знает; она тебе и покажет дорогу. Агафья не седни-завтра должна появиться в поселке. Она каждый год в это время, перед распутицей, приходит за продуктами; вот ты с ней и поговори.

Ефим поднялся с чурки, взялся за топор, примерился и хэ-к: березовый чурбан со звоном разлетелся на две половины.

– Ловко! – не удержался от восхищения Талинин.

– Пока мороженое – только и колоть, а стоит имя отойти в тепле – ни в жисть не расколешь! – пояснил Ефим, устанавливая на попа следующую чурку.

Агафья проснулась рано. Сквозь замутненное, ни разу не мытое оконное стекло карамушки пробивался яркий солнечный луч. Высветив большую связку беличьих шкурок, подвешенных к потолочной матке, он разлегся на грязном полу, разделив зимовье на две части. В темном углу около печки возилась уже Анисья. Слышно было, как старуха что-то бормотала себе под нос, гремя железной дверкой и дровами. Наконец чиркнула спичка, осветив морщинистое лицо со спущенными седыми волосами. Тонко надранная береста, пузырясь и скручиваясь, дружно занялась. Старуха прикрыла топку. Продолжая бормотать, она взяла большой закопченный чайник и вышла на улицу. Яркий солнечный свет, усиленный отражением от белого снега, наотмашь ударил старуху по глазам. Анисья, прищурив и без того узкие глаза, встала, привыкая к яркому свету.

Лыска, свернувшись калачиком недалеко от входной двери, поднял голову, посмотрел на старуху и снова сунул нос между задних ног, прикрыв его пушистым хвостом. Только чутко подрагивающие собачьи уши говорили о том, что их хозяин все знает, что происходит далеко вокруг. Мягко ступая торбасами из оленьей шкуры, старуха подошла к изрытому сугробу, плотно набила чайник снегом и вернулась в зимовье. Поставив чайник на плиту, она присела на низенькую скамеечку и стала набивать махоркой прокуренную трубку.

– Однако, надо поселок идти. Мука кончатся, сахар кончатся, табак кончатся… – перечисляла Анисья, глядя на топчан, где лежала дочь.

– Знаю, – ответила Агафья, поднимаясь с постели. – Седни пойду!

В короткой оленьей дошке, мягких торбасах, ярко расшитых цветными нитками и стклянным бисером, она вышла из зимовья. Лыска пружинисто вскочил на ноги. Вытянув передние лапы и припав грудью к земле, собака потянулась, широко, с подвывом зевая. Затем Лыска степенно мелкими шажками подошел к хозяйке и ткнулся черной пуговкой носа в ее ноги, умильно повиливая хвостом. Агафья потрепала собаке загривок, ласково приговаривая:

– Хароший собачка, умный! – и, продолжая гладить собаку, приговаривала: – Седни, однако, поселок пойдем! Беличьи шкурки надо сдать. Продукты в «Сибпушнине» получить. Однако, дорога скоро спортится. Торопиться надо, Лыска, шибко торопиться!

Собака, склонив голову набок, внимательно слушала хозяйку.

Пока Агафья была на улице, Анисья успела вскипятить чай и разогрела лосятину в котелке, приготовленную со вчерашнего вечера. Агафья села за стол рядом с матерью и достала из котелка кусок лосятины. Отрезая острым охотничьим ножом кусочки мяса, она неторопливо бросала их в рот, запивая наваристым бульоном.

Анисья с наслаждением прихлебывала из кружки крепко заваренный чай, искоса поглядывая на дочь.

– Ты шибко долго там не гости! – наставляла она Агафью: – Шкурки сдай в «Сибпушнину», продукты получи, чай попей у Ефимки и назад. Дорога скоро спортится!

– Знаю, – односложно ответила Агафья, заканчивая завтрак.

Солнце еще не успело высоко подняться над деревьями, как Агафья уже собралась. В легких нартах лежал мешок с беличьими шкурками и котомка с куском вареной лосятины. Тут же вертелся Лыска, успевший отдохнуть после изнурительного охотничьего сезона, нетерпеливо поскуливая.

– Скоро пойдем! – посмеиваясь, успокаивала своего любимца Агафья: – Еще успеешь ноги набить; дорога, паря, длинная!

Около избушки, засыпанной по самую крышу снегом, отчего она была похожа на большой сугроб, стояла Анисья и внимательно следила за сборами дочери.

«Савсем выросла девка», – думала Анисья, наблюдая за неторопливыми, но спорыми движениями Агафьи, ловко управляющейся с нартами. Она с материнской тревогой думала о судьбе дочери.

Агафья закрепила на нартах мешок с пушниной и котомку с продуктами. Еще раз оглядела снаряженную нарту, довольно хмыкнула и позвала собаку.

– Лыска, ко мне!

Пес услужливо заскулил и с готовностью уселся на снегу впереди нарт, ожидая, когда хозяйка наденет на него простую упряжь, состоящую из сыромятного поводка, привязанного к оголовку нарт, и хомута, сшитого из широкого ремня, обтянутого холстиной. Агафья надела хомут на собачью шею и пропустила поводок между передних ног собаки. Затем встала на лыжи, подбитые камусом, и повернулась к матери.