Читать книгу "Зеленый омут - Наталья Солнцева"

Они расстались в Харькове, на вокзале. Сергей сказал, что не хочет заходить домой, – слишком плохие воспоминания, – а сразу поедет в село к бабе Наде.

Вассиан долго смотрел ему вслед, как он шел к пригородному поезду, – высокий, стройный, с гордо поднятой головой. Гордыня – великий грех! Но почему-то Вассиану нравился Сергей, непокорный гордец, сластолюбец и гуляка.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного, – прошептал он слова молитвы и три раза истово перекрестился.

Сергей вышел из машины у дома бабы Нади.

Повсюду стояли лужи от растаявшего за ночь снега. В воздухе висел сырой туман. Горский смотрел на знакомый ему дом со смешанным чувством печали и восторга. Он очень давно уже не испытывал ничего подобного, и даже близко к тому. Пожалуй, только в Париже, когда целовал холодные щеки Лили, а за их спинами торжественно плыла величественная громада Нотр-Дам…Когда это было? Тысячелетие назад. Да и было ли?..

Он вздохнул и решительно вошел. Лида стояла у двери в горницу и смотрела на него. Она как будто знала, что он сейчас войдет. Ее глаза светились изнутри, как озерная вода в солнечный день. Такие глаза смотрели с картин Боттичелли и Артура Корнилина, прозрачные, горящие нежным огнем…

– Лида… – он шагнул к ней, ощущая предательскую дрожь в ногах, и понял, что все в его жизни происходило до сих пор ради этой встречи. Книга, которую он собирался писать, та далекая Купальская ночь, полная рвущихся в ночное небо костров, душистых трав, крика филина в непроглядной тьме леса, тишина монастырской кельи, безумство и забытье, тоска, любовь… Трудная дорога, по которой он шел к ней.

Лида чуть отвернулась, и его губы только скользнули по ее виску. Она улыбалась, как ни в чем не бывало, но в глазах застыла утихшая боль, которая встала между ними непреодолимой стеной.

Горский понял, что эту женщину ему придется завоевывать вновь, и это уже не будет так легко, как раньше. Она изменилась. И эта новая Лида была ему дороже и ближе всего в жизни. А путь к ее сердцу закрыт на сто замков. Светская беседа, легкий флирт, – это все, на что он может рассчитывать сейчас.

Баба Надя позвала к завтраку. Ей не удалось никого больше поймать, дабы исполнить священный ритуал «потчевания», поэтому весь ее «хлебосольный» жар достался молодым людям. Сергей ухаживал за Лидой, деревенской девчонкой, как за супругой посла на дипломатическом рауте, а она снисходительно позволяла ему это делать: подвинуть стул, подать вилку, налить вина. Она выпила полный бокал, и глаза ее смеялись, а он чувствовал себя неуклюжим мальчишкой на дне рождения у девочки с огромными бантами, раздавившей маленькой туфелькой его сердце. Ненависть растаяла, как ноябрьский снег, сменилась бесконечной нежностью, покорной и пылкой, как вздох весны…

В печке гудел огонь, за окном ветер стряхивал капли с мокрого сада. Сергею казалось, что в его окаменелой душе просыпаются ангелы, которых злая фея заставила уснуть на много столетий.

– Тебе набрать чего-нибудь?

Какое удовольствие можно, оказывается, испытывать только оттого, что смотришь на женщину, подаешь ей блинчики, варенье или чайную ложку! Можно дотронуться до ее руки или плеча… Удивительно!

– Приятного аппетита! – улыбнулся Сиур.

Горский нынче не был похож на того «зомби», который разговаривал с ним на похоронах бабы Марфы. Его глаза прояснились, и в лице появилось неуловимое и загадочное выражение, присущее влюбленным людям. Это было выражение счастья и очарования жизнью.

Сиур совсем недавно научился распознавать в людях это выражение, благодаря Тине, и, как ни странно, всем обрушившимся на них непредсказуемым событиям, по-настоящему опасным. Жизнь поднялась, отряхнулась, вдохнула свежего ветра и запела песню любви и отваги. Непередаваемое наслаждение – по-иному это ощущение назвать было никак нельзя.

– У меня к вам разговор есть, – сказал Сиур.

Горский вздрогнул. Из своих весенних садов он внезапно вернулся в окружающую его действительность, жесткую, опасную и не до конца понятную. Вернее, совсем непонятную. Он машинально потянулся рукой к медальону и тут же вспомнил поминки, тошнотворную пустоту в душе, столы, ломившиеся от еды, свою пьяную болтовню, злые глаза Алены – царствие ей небесное! И Сиура. Его предупреждение по поводу золотой подвески. Он что-то знает. Обязательно. Не случайно же он снова здесь? Что ему тут могло понадобиться? Москва далеко, от нечего делать ездить не станешь! Лида рассказала про Лесю, что вроде бы нашлась ее бабушка. И это тоже неспроста! – решил Горский. Все неспроста. А вот в чем тут суть, надо выяснить.

– Так что, пойдем ко мне? – напомнил о себе приезжий из Москвы.

– Пошли, если не шутишь! – усмехнулся Сергей.

– Я с вами! – вмешалась Лида.

Все трое встали из-за стола и направились в комнату гостя. Сиур гостеприимно распахнул дверь.

– Прошу!

Баба Надя выделила ему большую светлую комнату с окнами на солнечную сторону. У стены стоял большой добротный комод, массивный, из темного дерева, с широкими выдвижными ящиками, каждый из которых запирался на ключ. На комоде стояла толстая свеча в серебряном подсвечнике, окруженная сухими цветами бессмертника.

Горский и Лида сели на диван. Сиур плотно прикрыл дверь и остался стоять. В воздухе повисло тревожное ожидание.

– Вы наряды старинные любите? – обратился он к Лиде.

Та подняла полные недоумения глаза. Что за странный разговор? В комнате завибрировал едва ощутимый страх.

– Страх пахнет лилиями! – подумала Лида. Впрочем, ее, кажется, что-то спросили о старинных нарядах? Молчать так долго будет невежливо. – Было у меня одно платье…давно… – задумчиво произнесла она. – Я не скажу точно, когда. Мне оно снилось недавно: золотая парча с зеленым бархатом! – ее глаза странно блеснули. – А потом сестра его у меня отняла. Она себе почти такое же на свадьбу пошила!

Сиур запутался. Если платье было, и сестра его забрала, то зачем было шить? Не проще ли надеть готовое? Этот вопрос он и задал Лиде.

– Не проще! – улыбнулась она. – Платье то давно было, я же объясняю. Очень давно.

– А поточнее нельзя?

– Нельзя. Не помню я…может, лет триста, четыреста назад.

Мужчины посмотрели сначала друг на друга, потом на Лиду. Она закрыла глаза и улыбалась, представляя себе что-то прекрасное, забытое, медленно проявляющееся из плотного тумана прошлого, как старинная картина.

Сиур опомнился первым. Он подошел к комоду, достал из кармана ключи и открыл нижний ящик, из которого извлек на свет божий тяжелое, мерцающее золотыми кружевами и витым позументом по подолу, платье.

Лида продолжала сидеть неподвижно, только открыла глаза, из которых медленно потекли слезы. Горский ощутил леденящий холод. Вспомнилась свадьба: пьяная Алена в парче и бархате, вышитом дрянным искусственным жемчугом. Вид ее свадебного наряда поверг тогда Сергей в шок, который длился до сих пор! Что за дикая прихоть! Эта дешевая театральная выходка выбила его из колеи, одновременно вызвав какое-то неистовое вожделение, смешанное с отчаянием. Он списал все на алкоголь, понимая, что это попытка отгородиться от непонятного, которое творилось с ним.