Читать книгу "Клеопатра - Фаина Гримберг"

Молодая няня вынесла и усадила на одно из кресел двухлетнего Ифиса, одетого как македонский воин великого Александра. Толстенький крепыш болтал ножками, обутыми в мягкие сапожки, полагавшиеся македонским конникам. Нарядная няня встала рядом. А рядом с креслом Тулы сидел её брат-близнец Хурмас, в богатом одеянии восточного принца, на головке — круглая высокая шапка. Ему было неловко в этом тяжеловесном одеянии; он замер, боясь лишний раз пошевельнуться... Марк Антоний нагнулся вниз с высокого помоста и протянул сильную руку. Его рука выглядела сильной. Антил, в странной одежде, отдалённо напоминавшей римскую юношескую тогу, схватил руку отца и, крепко держась за неё, поднялся по ступеням. Губы мальчика были крепко сжаты, глаза смотрели и будто и не видели ничего вокруг...

Антоний положил ладонь на плечо Антила. Мальчик быстро вздохнул и тотчас вновь крепко сжал губы. Антоний произнёс речь, которую затем повторили по всему городу глашатаи. Римлянин сказал, что Клеопатра и её сын будут править совместно традиционными владениями Лагидов — Египтом и Кипром. Хурмас, Александр Гелиос, должен был получить в управление Армению. Ифис, Птолемей Филадельф, — Киликию. Клеопатра Селена получала в своё управление Крит... И потомок старинных александрийских греков сложил много веков спустя своё стихотворение:

Разумные александрийцы знали,

что это было только представленье.

Но день был тёплым и дышал поэзией,

лазурью ясной небеса сияли,

Гимнасий Александрии по праву

венцом искусства вдохновенного считался,

Наследник был так красив и так изящен

(сын Клеопатры, Лага славного потомок).

И торопились, и к Гимнасию сбегались,

и криками восторга одобряли

(на греческом, арабском и еврейском)

блестящий тот парад александрийцы,

а знали ведь, что ничего не стоят,

что звук пустой — цари и царства эти...[85]

Впрочем, этот спектакль не оказался таким благостным, поскольку заключал в себе и некоторые трагедийные элементы. Марк Антоний объявил, что сам он отказывается от любой власти, кроме власти полководца, верховного полководца, над армией, но своему сыну-римлянину он отдаёт власть над Грецией и Македонией!.. Царица видела, как изменяет её старшему сыну обычная его сдержанность. На его свежем юношеском лице вдруг появилось выражение брезгливости. Клеопатра понимала. Она понимала, что её умному образованному мальчику неприятно участвовать в этом фактически нелепом действе... Большая часть земель, которые Марк Антоний сейчас полновластно делил, распределял меж своими детьми, принадлежала, собственно говоря, Риму, имела статус римских провинций!.. И вдруг Антоний сказал громко, громче, нежели всё прочее, сказанное им, что править землями, которые Рим полагает своими провинциями, имеет полное право старший сын царицы, Птолемей Цезарь, сын и наследник Юлия Цезаря!..

Клеопатра мгновенно почувствовала жар в щеках... Если бы я знала, до чего он... Как он посмел унизить... Она невольно вскочила, движения её сделались быстрыми... Она посмотрела встревожено на своего первенца... Антос уже стоял рядом с ней. Она слышала его отчаянный звонкий голос:

— Марк Антоний не смеет унижать меня и мою мать-царицу! Я не сын римского распутника! Мой отец — Птолемей Лагид, законный супруг и родной брат моей матери!..

Антос сбежал по ступенькам... Перед ним расступались. Антил, решительно сбросив со своего худого плеча отцову ладонь, последовал бегом за своим товарищем... И вскоре они, окружённые несколькими всадниками из личной охраны царевича, скакали прочь от площади... Антоний, разумеется, выглядел растерянным и раздосадованным. Клеопатра бросила на него быстрый взгляд, и гнев её прошёл. Конечно же, этот простой человек, этот её простой человек хотел, чтобы всё складывалось как возможно лучше!.. И если всё не складывалось как возможно лучше, стоило ли обвинять его? Он не мог изменить самого себя, он не мог перестать быть собою!.. Маленький Ифис заревел, и няня подхватила его на руки. Хурмас прыгнул с кресла золотого, подбежал к матери и обнял её ноги... Тула не двигалась, её личико выражало предельную серьёзность, и вид этого серьёзного детского личика был мучителен для матери...

* * *

По всей Александрии обсуждали странный праздник. Спорили, смеялись, предсказывали... А Маргарита почти радовалась. Потому что он говорил растерянно, что хотел как лучше! И она знала, что он и скажет такое!.. Она распорядилась, чтобы программа праздника была выполнена. Актёры должны были представить старинную комедию Аристофана «Лисистрата», выступления танцоров и музыкантов должны были состояться. Литературный вечер, назначенный на сегодня в малом зале покоев царицы, не был разумеется, отменен.

Семья царицы возвратилась во дворец. Вскоре царица, переодетая в домашнее платье, пришла в комнату, обычно используемую для учебных занятий её старшего сына. Она, как и предполагала, застала его там, одинокого и мрачного. Взглянув на него с порога, она испытала обычное изумление матери: этот юноша, почти совсем взрослый, ведь она его носила и родила, и, кажется, это было так давно!.. За дверью, плотно прикрытой, мать и сын говорили и говорили...

— Не принимай его всерьёз! — говорила она об Антонии. — Он не может измениться. Его никто не принимает всерьёз!.. И... Не думай о Египте!.. И никому!.. — Она почти шептала, затем вновь заговорила обычным голосом... — Что ты думаешь о моём плане?..

Антос помолчал, он действительно обдумывал слова матери. Наконец произнёс, глядя в её ожидающие глаза:

— Я надеюсь, до этого не дойдёт. Я люблю Александрию...

На этот раз она не стала сдерживаться, ухватила его за щёки порывисто и целовала...

Помириться с Антонием, конечно же, оказалось не так трудно!

Он уже махнул рукой на всё происшедшее и только повторял:

— Да я и не хотел!.. И всё равно!..

— Всё равно будет война, — спокойно сказал Антил.

И это были самые нужные слова! И все обрадовались этим словам, потому что эти слова были — совершенная правда! А все прочие слова, и даже и дела, действия, могли запросто оказаться химерой!..

Маргарита вдруг удивилась. Нет, она не предполагала, на самом деле не предполагала, что её первенец согласится на примирение с отчимом!..

В самой простой одежде отправились всей семьёй кататься в большой барке. Гребцы дружно налегли на весла. Барка пошла в море. В тайном своём дневнике Маргарита записала:

«...мы плавали по морю. И рыбы показывались из воды морской и показывали свои жёлтые глаза. И Хурмас в жёлтом коротком экзомии. И неспокойный Ифис пугается волны и карабкается на меня. И Марк и Антос берут у гребцов по веслу и принимаются сами грести, и машут вёслами в разные стороны. И Тула смеётся. И я пригибаю Ифиса, и мы увёртываемся от брызг. И Антил вдруг прыгнул, плюхнулся в воду и поплыл, фыркая как собака. И Марк и Антос затаскивали его назад в барку. И Тула пугалась, а потом смеялась...»[86]