Читать книгу "Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андропов сказал «нет». ЦК согласился с председателем КГБ. Но мужу внучки Сталина в порядке исключения разрешили приезжать в Советский Союз не один, а два раза в год.
Бежав на Запад, Светлана Аллилуева засела за книгу воспоминаний «Двадцать писем к другу». Александр Твардовский, слушая отрывки из книги по западному радио, записал в дневнике свои впечатления:
«Содержание малое, детское, но в этом же и какой-то невероятный, немыслимый ужас этого кремлевского детства и взаимоотношений с отцом, по-видимому, привязанным к ней, но и заметно игравшим доброго отца для истории, игравшим в такие годы, когда у него руки были уже в крови до плеч».
Светлана писала не столько об отце-преступнике, сколько о своей никчемной, дурацкой, двойной, бесполезной и бесперспективной жизни, полной жесточайших потерь, горчайших разочарований и утрат. Близость к власти может дать человеку комфорт, почести, показное уважение, но не делает человека счастливым.
Теперь, когда рассекречены многие документы, становится понятной драматическая история подготовки секретного антисталинского доклада на XX съезде. Он не был ни импровизацией, ни случайностью.
В ходу приписанная почему-то британскому премьер-министру Уинстону Черчиллю фраза о Сталине: «Он принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».
Черчилль никогда этого не говорил. Владеющий английским языком может проштудировать все его сочинения и сам в этом убедиться. Да и комплимент (не знаю, кто придумал эту фразу), если задуматься, сомнительный. Принял страну с сохой, с сохой же, выходит, и оставил… В реальности Сталин «принял страну» в период расцвета НЭПа, когда она не только сама себя кормила, но и экспортировала хлеб. А оставил полуголодной.
Похоронившие его советские руководители радовались не только тому, что обрели власть, но прежде всего — избавлению от страха.
Часто говорят: члены политбюро так же виновны в массовых репрессиях, как и Сталин, мол, у Хрущева руки по локоть в крови…
Но ведь как только умер Сталин, массовые репрессии прекратились! Сразу! В тот же день! Да, всю историю советской власти преследовали инакомыслящих, были политзаключенные. Но массовый террор остался в прошлом. Это неопровержимо доказывает, что вдохновителем и организатором убийств был Сталин.
Другие члены политбюро к нему присоединялись. Одни, как Молотов, — потому что целиком и полностью одобряли его идеи и методы. Другие, как Берия, в силу полной аморальности и безразличия к человеческой жизни. Остальные, как Хрущев, вынужденно, поскольку соучастие в преступлениях было обязанностью руководства страны. Но как только предоставилась возможность прекратить убийства и беззаконие, Никита Сергеевич это сделал. Он освобождал, а не сажал.
Первые документы о механизме репрессий в стране были предоставлены сразу после смерти Сталина — правда, весьма узкому кругу людей.
В аппарате Берии подготовили объемистый документ в несколько десятков страниц. В нем цитировались показания следователей МГБ о том, как они сажали невиновных и получали нужные показания, воспроизводились резолюции Сталина, который требовал нещадно бить арестованных. Документ производил эффект разорвавшейся бомбы.
«Членов и кандидатов в члены ЦК знакомили в Кремле, — вспоминал Константин Симонов, — с документами, свидетельствующими о непосредственном участии Сталина во всей истории с “врачами-убийцами”, с показаниями арестованного начальника следственной части бывшего Министерства государственной безопасности о его разговорах со Сталиным, о требованиях Сталина ужесточить допросы — и так далее, и тому подобное.
Чтение было тяжкое, записи были похожи на правду и свидетельствовали о болезненном психическом состоянии Сталина, о его подозрительности и жестокости, граничащих с психозом… Поэтому к тому нравственному удару, который я пережил во время речи Хрущева на XX съезде, я был, наверное, больше готов, чем многие другие люди».
В конце пятьдесят третьего устроили суд над Берией и его подельниками. Процесс был закрытым. И обвиняли Лаврентия Павловича главным образом в антипартийной деятельности и работе на британскую разведку. Но всплыли и чудовищные преступления госбезопасности. Текст обвинительного заключения по делу Берии отпечатали в виде брошюры и разослали по всей стране, с ним знакомили районные партийные активы, то есть достаточно широкий круг людей.
Необходимость перемен и расчета со сталинским прошлым была очевидной, только страшно было за это браться. Медлили, трусили, боялись. Маленков уже в апреле 1953 года предложил собрать пленум ЦК, чтобы осудить культ личности Сталина. Однако же не решился первым назвать имя Сталина. Но разговор о наследстве вождя становился неизбежным.
В 1954 году Хрущев делился с товарищами по партии:
— В последние годы товарищ Сталин страдал тяжелым заболеванием — гипертонией. Повышенное давление вызывает у людей сильную раздражительность, мнительность… Болезнь и годы не могли не сказаться на его способностях. В последние годы и ум у него уже стал не тот: как ленинградское солнце — блеснет, а потом опять в тумане. Это зависело от состояния его здоровья. Он иногда впадал в крайности: мог и похвалить, мог и арестовать человека.
5 ноября 1955 года на президиуме ЦК зашла речь о том, как отмечать день рождения Сталина. Вспыхнул спор. Руководство страны разделилось на две группы. Одна считала, что настало время рассказать правду о преступлениях. Другая всячески этому противилась. Но документов о сталинских преступлениях накопилось так много, что члены президиума ЦК впервые решили не проводить торжественных собраний и не славить вождя.
После ареста Берии освобождение заключенных продолжалось. Это было неизбежным, считает профессор Владимир Наумов, который многие годы работал в комиссии, занимавшейся реабилитацией невинно осужденных. И не только по соображениям гуманности и справедливости:
— В начале пятидесятых годов советское общество находилось накануне социального взрыва. Терпение миллионов людей было на пределе. Смерть обожествляемого вождя ослабила страх перед государством и породила надежды на улучшение жизни. Волнения в лагерях начались еще при жизни Сталина. В марте 1946 года вспыхнули бунты заключенных на Колыме, в Коми и Казахстане. А с марта 1953-го их число резко увеличилось. Восстания подавлялись с применением тяжелой военной техники, танков, артиллерии.
Заключенных было так много, что если бы они поднялись, то смели бы охрану лагеря и устроили бог знает что. А рядом с лагерями жили вчерашние зеки, недавно освобожденные, — либо им не разрешили вернуться домой, либо они встретили женщину, женились. Возникала критическая масса, опасная для власти. Фактически все крупные индустриальные города были окружены лагерями заключенных и бывшими заключенными, без которых промышленность не могла обойтись.
— Вы не переоцениваете сейчас такую перспективу? — спросил я профессора Наумова. — Десятки лет держали страну в стальном корсете, и вдруг вы говорите, что они все могли восстать…
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Сталин. Наваждение России - Леонид Млечин», после закрытия браузера.