Читать книгу "Миры Стругацких. Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар - Игорь Минаков"

…Допросы третьей степени. Собственный голос: «Технологии знаешь? Стрелять умеешь? Много знаешь. В утилизатор!» Мерзавца, похитившего из музея янтарин, Руди достал лично.

…Больший ужас, чем Румата-Искатель, наводила только Ита-Губительница. Похоже, она вообще не считала необходимым брать кого-либо живым. В первую же ночь двое монахов из отряда Шиги окопались в подвале и палили на любой шум, требуя консула и журналистов. Кто-то предложил воспользоваться усыпляющим газом. Сабина пожала плечами и пустила в подвал воду. Когда Руди попытался сделать ей внушение, она удивленно вскинула брови:

— Почему?

— Послушай, мы не можем убивать сотнями.

— Значит, только это…

После этого она исчезла и выходила на связь со своей группой, только чтобы указать, откуда забирать очередные трупы. Диагнозы разнообразием не страдали: смерть от естественных причин либо самоубийство.

…Ангелов с мобильным терминалом на коленях. Помимо прямых обязанностей, парнишке пришлось возглавить группу Джереми. Руди изрядно волновался за него и успокоился лишь на второй день. Тем вечером двое молодых парней, весело беседуя, кажется, о нуль-физике, шли на группу и, казалось, не понимали ни окриков, ни предупредительной стрельбы. Что делать, не знал никто. Тогда Петя вытащил слонобой и застрелил обоих. После этого количество несмышленышей резко упало до нуля. Оружием, снятым с тех двоих, можно было вооружить человек десять.

А больнее всего — горький взгляд Горбовского, кумира юности Антона.

Да разве только Антона?

— Скажите, Руди, разве мы пришли к ним, чтобы убивать? — тихо спросил он тогда, собою закрыв проход.

И стоял так, пока за доном Рэбой не закрылась дверь полагавшейся тому личной нуль-камеры.

Той самой, к слову, через которую — достоверно известно — за последние годы попали на Землю несколько тысяч отборных солдат Ордена.

В эти дни Антон часто вспоминал портрет над рабочим столом Жилина.

* * *

…Тридцатые годы позапрошлого века. Темное, смутное время. В униженной, растоптанной Германии рвутся к власти коричневые, в СССР — партийная бюрократия. Пахнет большой кровью. Машинное моделирование предсказывало массовые убийства в масштабах, сравнимых со средневековым Китаем, голод и к сороковым годам с вероятностью в 98 процентов — новую мировую войну (в 67 процентов — атомную). Минимальное число жертв программа оценивала в 30–35 миллионов. Ученые и будущие космопилоты, учителя, врачи, поэты, политики… Очень высокий процент потерь ожидался среди лучших — самых активных, патриотичных, ради идеи готовых на все. Так называемых пассионариев. Как результат их убыли программа предсказывала неизбежный развал колониальных империй, в результате чего Африка и Ближний Восток превращались в территорию перманентных первобытных войн. Затем — коллапс по сценарию Римской империи (80 процентов) и всеобщую экологическую катастрофу (60 процентов). В плане освоения космоса к началу XXI века проводились бы орбитальные полеты и, в самом благоприятном случае, экспедиции посещения на Луну.

…Вождь смотрел с портрета чуть выпуклыми морозными глазами. Был он тут очень молод, наверное, даже моложе Антона. Как и остальные.

Что у них было общего — у старой военной аристократии Германии и юных командармов Гражданской? У тяжелобольного отставного генерала фон Секта и молодого, сверхчестолюбивого «Красного маршала»? Как они нашли друг друга? Как смогли восстановить связи, завязавшиеся в двадцатых? Мы уже никогда не узнаем — они не любили мемуаров.

Они шли на риск. Риск сумасшедший. В спину им дышала тайная полиция. В сущности, задуманное ими квалифицировалось как заговор и государственная измена. С неизбежно вытекающим: «А в конце дороги той плаха с топорами».

…Времени было в обрез. Время вызревало чудовищным гнойником. И гнойник нельзя было вскрыть, не проливая крови тысяч запуганных, одурманенных, слепых, не знающих сомнения….

Только вот в отличие от нас они были не учеными, а военными. Хирургами истории.

Они не задумывались о чистоте своих рук и не мучились рефлексией. Они просто делали то, что должно было сделать. И крови боялись не больше, чем боится ее хирург.

Вероятность успеха то же машинное моделирование оценивало не более чем в один процент. Им хватило и его.

1937-й. Май. Игра на опережение. Чем-то это напоминало старую добрую ковбойскую дуэль.

Штурмовые отряды капитанов Гейнца и Кузнецова, берущие под контроль Рейхсканцелярию и Кремль, — наверное, это было самым легким. Проблемы начинались дальше.

Военная диктатура. Фильтрационные лагеря. Массовые аресты, торопливые расстрелы. Массовые амнистии. Они шли по лезвию, где любая ошибка грозила новой гражданской войной, голодом и эпидемиями. Они прошли. Дальше — известно.

Военный, а потом и политический союз СССР и Германии. Падение Польши. Возникновение Евразийского союза — от Атлантики до Тихого океана.

Президенты Тухачевский и фон Сект, а после смерти того — сменивший его Штауфенберг.

Научно-техническая революция.

Атомный проект Гейзенберга-Курчатова. Термоядерный синтез — Ферми-Сахаров.

Первые, несовершенные еще атомные субмарины Хакселя.

«Спутник» Королева-фон Брауна.

Первые межпланетные перелеты.

Колониальная экспансия закономерно переходила в космическую.

Войну отменили. То есть локальные конфликты были. Много. Несколько десятков лет кряду блоки сшибались в Африке, в Южной Америке, на Ближнем и Дальнем Востоке, в Индокитае, потом на Луне и Марсе — эра холодной войны. Но ту, предсказанную страшную войну, превратившуюся теперь в заведомое взаимное самоубийство, отменили…

Военные рассчитали все верно.

И все-таки они ошиблись. Михаил Николаевич шел в будущее, как в прорыв, как тогда, под Варшавой. Поднимая людей на чудеса и забывая о собственных тылах. До самого конца, даже в свои восемьдесять пять он оставался все тем же азартным мальчишкой, некогда подавшим в Совнарком доклад «Об объявлении государственной религией славянского язычества» и безумно счастливым, что шутка удалась.

Он верил в свою армию, и она ни разу не подводила его. Но армия — это еще не вся страна, а вот этого президент-диктатор не видел. Даже полет «Хиуса» — и тот был только армейской операцией.

А народ устал. Народ жил своей маленькой жизнью — сериалами, танцем «Ча-ча-ча». Народ и армия переставали думать, чувствовать, а значит, и действовать согласно.

Михаил Николаевич прожил очень долгую жизнь — и все же был не вечен.

А после его смерти началось… Перестройка, подъем национализма в СССР и национал-социализма в Германии… Наркомания. Погромы элитных школ… Мир снова был тяжело болен — и теперь уже хирургия была бесполезна. Требовались терапевты.