Читать книгу "Костотряс - Чери Прист"

— Эх, хотел бы я встретиться с ним, — вставил Зик. — С твоим папой, в смысле.

Она растерялась и не сразу смогла выдавить из себя ответ:

— Я бы тоже этого хотела. Он не был особенно приветливым человеком, но ты бы ему понравился. Думаю, он гордился бы тобой. — Откашлявшись, она продолжила: — Но в нашу последнюю встречу я повела себя ужасно — вытолкала за порог — и больше уже не видела его живым. — И добавила — больше для себя, чем для сына: — И надо же было так случиться, что это Клай отнес его домой. Мир тесен.

— Капитан Клай?

— Да. Именно Клай, хотя тогда он был помоложе и не дорос еще до капитана, надо полагать. Может, он сам тебе все расскажет, как вернемся на корабль. Узнаешь, как на самом деле проходил побег, — тебя ведь всегда это интересовало. Если кто и может прояснить картину, то это Клай — он ведь был там.

Но тем же вечером, как выпроводила папу, я спустилась в лабораторию, хотя и знала, что меня там не ждут. Твой отец весь избрюзжался, чтобы я не ходила сюда без разрешения. Но я все равно пробралась в подвал и тихонько вошла. Он возился с какими-то там болтами или гайками как раз под этим колпаком — зад снаружи, голова внутри. В общем, он меня не видел.

Зик понемногу придвигался к водительскому месту — к стеклянному пузырю со стенками в ладонь толщиной. Он поднял фонарь над головой, насколько позволяла длина руки, и вгляделся в расцарапанную поверхность:

— Там что-то есть.

Брайар заговорила быстрее:

— Едва я открыла дверь, на глаза мне попались мешки с надписью «ПЕРВЫЙ СКАНДИНАВСКИЙ БАНК». Стояли себе рядком вон там, на обломках стола, и чуть ли не лопались от денег.

Я замерла, но он все-таки меня заметил и даже подпрыгнул на кресле. С такой яростью на меня еще никто не смотрел. Он начал орать. Велел убираться отсюда, но потом сообразил, что я видела деньги, и попробовал зайти с другой стороны. Сознался в краже, но уверял при этом, что знать ничего не знает про газ. Мол, это была трагическая случайность.

— А что сталось с деньгами? — спросил Зик. — Они еще где-то здесь?

Обшарив несчастную комнату взглядом и ничего не обнаружив, полез к кабине.

Брайар ответила:

— Большую часть он уже припрятал. А я наткнулась на остатки, которые Леви не успел перетащить в тайник. Кое-что я взяла с собой, когда уходила из дому, и берегла каждый пенни. На эти деньги мы жили, когда ты был совсем маленьким, а я еще не работала на очистной станции.

— А остальное?

Она набрала в грудь воздуха:

— Спрятала наверху. — И затараторила еще быстрее, надеясь выложить всю правду до того, как Зик увидит все своими глазами: — Леви стал заговаривать мне зубы — что-то насчет того, чтобы вместе бежать и начать жизнь заново в других краях, только мне этого не хотелось. И вообще, было ясно как день, что он планировал бежать без меня. Он начал кричать, а я была рассержена и напугана. А на столе… на столе, который стоял вон там, лежал один из револьверов, из которых он подумывал сотворить что-то покрупнее и почуднее.

— Мама!

Она не позволила сбить себя с набранного темпа:

— Я взяла его и наставила на Леви. Он расхохотался. Велел подняться в дом и собрать вещи, потому что через час мы уезжаем из города на Костотрясе. Или же я могу остаться здесь и погибнуть, как все остальные. И он повернулся ко мне спиной — залез обратно в машину и продолжил работу, словно меня здесь и не было. Он ни в грош меня не ставил, — добавила она, словно раньше ее эта мысль не посещала. — Считал молоденькой дурочкой — достаточно смазливой, чтобы украсить гостиную. Думал, беззащитную овечку нашел. Что ж, он ошибся.

Теперь Зик стоял совсем близко к кабине, так близко, что различил неуклюже развалившуюся фигуру, когда поднес фонарь к разбитому стеклу.

— Мама, — произнес он.

— И я вовсе не говорю, что он угрожал мне, пытался ударить. Все было совсем не так. А было вот как: он забрался в Костотряс, а я подошла сзади и выстрелила.

Зик нащупал защелку на высоте колена. Склонился над ней и замер в нерешительности.

— Ну же, — сказала она. — Посмотри. А то всю жизнь потом будешь гадать, врал тебе Миннерихт или нет.

Мальчик бросил последний взгляд на застывшую у двери мать, на ее фонарь, затем надавил на защелку и потянул на себя дверцу. Стеклянная крышка, посаженная на пару петель, с шипением отошла и начала подниматься.

Внутри сгорбился, завалившись лицом вниз, мумифицированный труп мужчины.

Затылок у него отсутствовал, хотя кусочки его поналипали повсюду — на стекле, на приборной доске… Разлетевшись когда-то брызгами, со временем они высохли и почернели или посерели. На трупе был светлый рабочий халат и кожаные перчатки, доходившие до самых локтей.

Брайар проговорила медленно и негромко:

— Я не могу даже прикинуться, будто защищала тебя. О том, что у меня появишься ты, я узнала лишь через несколько недель, так что оправдание никудышное. Ну вот, теперь тебе все известно. Я убила его. Если бы не ты, вряд ли бы это что-то значило. Но ты сейчас здесь, и ты мой сын и его тоже, заслужил он тебя или нет. И это кое-что значит, как бы я к этому ни относилась.

Она умолкла и стала ждать, что теперь будет делать ее сын.

Сверху, из гостиной, донесся звук тяжелых шагов, потом голос капитана Клая:

— Миссис Уилкс, вы здесь?

— Мы внизу, — прокричала она в ответ. — Дайте нам еще секундочку, скоро поднимемся! — Затем Брайар вымолвила: — Скажи что-нибудь, Зик. Умоляю тебя, мальчик мой. Что-нибудь!

— Что я должен сказать? — спросил он. Судя по тону, он действительно не знал.

И она сделала попытку:

— Скажи, что не презираешь меня. Что все понимаешь — а если нет, скажи, что ничего в этом страшного. Скажи, что услышал то, о чем всегда хотел услышать, и что не сможешь отныне упрекать меня в скрытности. А если не можешь меня простить, то так и скажи, ради бога! Скажи, что поступила с тобой дурно, как и с ним много лет назад. Скажи, что отказываешься понять меня, что мог остаться на вокзале с Миннерихтом и теперь жалеешь. Скажи мне, что не желаешь больше меня видеть, если такова твоя воля. Скажи хоть что-нибудь. Только не заставляй меня стоять перед тобой и мучиться неизвестностью.

Зик повернулся к ней спиной и вновь уставился на скопление кнопок, рычагов и потухших огоньков. Пристально взглянул на ссохшееся тело — лица он никогда уже не увидит. А затем взялся за стеклянную крышку и опустил ее, щелкнув замком.

Мальчик съехал с корпуса машины и остановился в нескольких шагах от матери, которая от ужаса не могла даже плакать, хотя и очень хотела.

Он спросил:

— Что теперь будем делать?

— Теперь?

— Да. Что мы теперь будем делать?