Читать книгу "Хемлок, или Яды - Габриэль Витткоп"

Теперь палуба превратилась в грибницу из белых парасолей, и разряженные в муслин дамы усердно обмахивались. Оркестр назойливо играл вальсы Штрауса, потому что пассажиры танцевали, несмотря на жару. Августа дансинга избегала, боясь встретить там Гэвана Кэхира О’Бирнса, чьи пророчества не на шутку испугали ее: кок действительно умер от апоплексического удара при переходе через Красное море. Уж такая у него работа, за это ему и платили.

* * *

Их именины приходятся на один день - дополнительное связующее звено. С днем рождения, любовь моя. С днем рождения, душа моя, что же нам пожелать? - Мы не решаемся высказать свои пожелания. Мы желаем, чтобы все это оказалось просто дурным сном и мы бы вскоре проснулись. Мы желаем, чтобы все произошло очень быстро. Чтобы все было, как прежде. Желаем невозможного.

В детстве X. называет свои именины днем роз и вишен. Ровно через двадцать два года, в четверг, когда над каштанами тихонько шелестит атлантический дождь, рождается Хемлок. Час рождения - «Die Stunde der Geburt», каким его изобразил Альфред Кубин[209]: с каменной набережной исполинский краб, похожий на паука с огненным взором, пытается выловить в пруду лимба бессознательный зародыш, пока гомункул взлетает в небо или же, наоборот, оттуда падает. Итак, день рождения, совершенно случайная дата: почему же цикл зачатия и вынашивания должен был закончиться именно сегодня? Солнце в третьем знаке Зодиака, над небом властвуют Кастор и Поллукс - двойственность, двусмысленность, быть может, двуличность. X., а затем и Хемлок появились на свет среди мясного зловония и всех ужасов деторождения: как пишет один из отцов церкви, inter faeces et urinam nascimur[210]. Похоже, X. никогда не хватало любопытства или бесстыдства, чтобы расспросить родителей об этом событии, тогда как Хемлок, напротив, была осведомлена обо всех подробности, сопутствовавших ее рождению. От нее не утаили ни одной. Каминные часы сдавленно пробили семь, когда она вышла наружу, придушенная пуповиной, иупала вверх тормашками на окровавленную белую материю. Вот она - синевато-пурпурная, липкая, с наискось зажатой акушерскими щипцами головкой. Доктор Пижон говорит: «Девочка». В стекла беспрестанно бьется залетевшая в комнату мясная муха. Повсюду кровь, в каждом углу чаша с кипяченой водой. В каждом углу ноги поскальзываются на пробках из-под шампанского. Уже приносят первые букеты белой сирени и пионов - они как раз расцвели. Кто-то глубоко поранил палец. Роженица злобно кривится. Самое время проветрить. Дом оглашается шагами и эхом, в любом случае здесь обитают привидения, стены смеются и всхлипывают. Феи ничего не говорят расиновским языком, склонившись над колыбелью, не происходит никаких чудес. Лишь показывается плацента - стеснительная сестра и бедная родственница, изобилующая гормональными веществами, которую живо убирают, будто сверхкомплектного, да к тому же весьма неказистого близнеца. Все уже шепчутся, что Хемлок нанесла непоправимый ущерб. В комнате царит похоронная атмосфера. Всякое рождение - страница Куртелина, переписанная Октавом Мирбо[211].

Родители ужаснулись бы, знай они о будущей жизни собственного чада наперед, просмотри они кинопленку его бедствий и преступлений, наблюдай они за его дряхлением, медленной агонией и смертью. Покажи Лабель гороскоп Беатриче донне Эрсилии, бедная женщина закололась бы кинжалом или бросилась в Тибр. Знай Дрё дЮбре, что его малышка Мари-Мадлен будет втихомолку травить его восемь месяцев подряд, он бы пожалел, что произвел ее на свет. Предчувствуй миссис Гудвин и тетушка Мёртл, что Верховный суд Аллахабада приговорит «Джимову дочку» к смертной казни, они бы страстно желали обнаружить ее задушенный труп в углу лестницы или ее выпотрошенное тело на какой-нибудь фабрике хирургических инструментов. А если бы мать увидела X. в нынешнем состоянии, чего бы она пожелала? Какое бегство - вперед или назад - совершила бы Хемлок в каменную февральскую стужу?

Хемлок молча вспоминает всю жизнь X. и задумывается о своей. Труднее всего подытожить собственную. Хемлок лишь знает, что не будет следовать фактам, а заново переживет собственную судьбу - свой беспокойный, полный опасностей, драм и чудес жребий. И это все? «Даже зная обо всем заранее, будь это возможно, я бы прошла через все еще раз: успехи, поражения, ошибки, авантюры. Постаралась бы только быть поласковее с X. Поупражнялась бы в человечности». Ей бы высказать эту мысль вслух и тем самым обрадовать X, но она почему-то хранит сокровище при себе. Доброту, как и мускулатуру, за один день не нарастишь.

* * *

Жизнь на борту - прелюдия к ожидавшей в Индии феерии -Августе нравилась. Она впервые почувствовала себя свободной и планировала сделать все для того, чтобы присутствие Эдварда не выходило за допустимые рамки. Она рассчитывала обрести в нем скромную опору, при необходимости полезного советчика и, если удастся, социальный трамплин. Ну а правила игры надеялась освоить легко и быстро.

Пароход - театральное судно, праздничная гондола в парадном убранстве - воплощал фантастические чаяния тех, кто мечтал найти в Азии Эльдорадо и вести недоступный в Европе образ жизни. Новоиспеченные выпускники коллежей и военных академий, порой совершенно необразованные и лишенные всяких достоинств, помимо молодости, отважно поступали на службу в банки, полицию, медсанчасти или на промышленные предприятия. Они полагали, что будущий успех уже записан на небесах, так как принадлежали к народу завоевателей, властителей и господ. Они подчинялись только правительству, обладавшему правом вознаграждать и наказывать магараджей, прибавляя либо вычитая пушечные выстрелы из своих протокольных салютов. Словом, они были сахибами.

В утреннем октябрьском свете показались берега, бирюзовые лагуны с застывшими в тумане кокосовыми пальмами, а затем вдалеке - пепельный Бомбей оттенка запекшейся крови. Все вывалили на палубу. Почти никто не разговаривал. Берег стремительно приближался - кишевший, загадочный, похожий на сцену, где танцевали сумасшедший балет. Нельзя было даже шевельнуться, приходилось ждать, но, разумеется, все тотчас придет в норму в вестибюлях «П.&О.» Маневры казались поначалу нескончаемыми, затем вдруг все ускорилось, и Августу увлек поток высаживавшихся пассажиров. Внезапно она увидела Гэвана Кэхира О’Бирнса. Он был трезвым, без своих грубоватых манер и серьезно посмотрел на Августу.

— Поверьте, какая бы драма ни разыгралась в вашей жизни, главная роль достанется Индии, ну а вы будете всего-навсего статисткой.

Она уставилась на него, не понимая:

— Д-драма?.. Какая еще драма?..