Читать книгу "Красный свет - Максим Кантор"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот в души бражников 30-х годов порой вползал страх – шампанское-то розовое, и икра стерляжья, зато власть красная, большевистская: вдруг сверкнет глаз хозяина, хлопнет дверь в коридоре, промелькнет тень охранника – и страшно становится. Те, кого звал за стол председатель Совнаркома Алексей Рыков, рассказывали, как пьяный хозяин велел расстрелять пятерых – прямо посреди застолья.
– Представляете, не выходя из-за стола, зовет секретаря, требует телефонную трубку и говорит: всех пятерых немедленно расстрелять!
– Неужели? Вот так прямо? Сразу пятерых?
– Вообразите себе!
– Но как же можно! Посреди обеда!
– Так ведь он право имеет! Ему – раз плюнуть! У него там знаете какая армия под дверью дежурит – ахнешь!
– А эти пятеро – они кто?
– Ах, ну какая же разница… Оппозиция, вероятно, или иностранные шпионы…
– Ну, если оппозиция…
И поползло по столице потное словечко «оппозиция», а что оно значит – неведомо. Кому – оппозиция? Кто – оппозиция? Рыков ли Сталину? Зиновьев ли Троцкому? Бухарин ли Каменеву? И в чем оппозиция-то? Спорят они, что ли? О судьбах народа, не иначе. Каганович, сын забойщика скота, лавировавший между фракциями и заключавший временные союзы то с Бухариным против Троцкого, то с Рыковым против Бухарина, – вносил дополнительную неразбериху: дружил со всеми и предавал всех подряд. И за голову хватались в недоумении: позвольте, давайте по порядку – кто против кого? Но никакого порядка не было, и все многочисленные госбезопасности были востребованы. Спецслужбы грызлись, интриговали, писали друг на друга кляузы – но так и положено полицейским. И лишь некоторые нижние чины – Щербатов в их числе – недоумевали: а что же именно мы защищаем, товарищи?
Валерий Базаров объяснял своему младшему товарищу:
– Ты пойми, Андрей, у нас в руках самое грозное оружие. Не маузер, не наган – обыкновенная перьевая ручка с чернильницей. Обмакнул в чернила, бумажку взял – и написал, что думаешь про человека. А из маузера всякий выстрелить может.
– Сначала нужно выследить врага.
– Если рассуждать как ты, мы всегда будем вторыми, остается ждать, пока шпионы навредят – а потом их можно арестовывать. Нет, Андрей, так дело не пойдет. Нужно, чтобы шпион не успел навредить. Интуиция требуется и риск.
– А если ошибка?
– Вот я и говорю: интуиция нужна. У меня, например, ошибок не бывает.
Интуиция бурлила в советском обществе: три строчки – и человека нет. Однако в бульканье интуиции существовала тенденция – пузыри на поверхности складывались в определенные фигуры. Вот, например, история одной интуиции. Глава Одесского отделения ОГПУ Яковлев написал донос на своего отца, да сам и арестовал собственного отца. Отец был участником черной сотни до революции – интуиция подсказала, что пора его сдать. Отца своего Яковлев приказал расстрелять прямо во дворе отделения ОГПУ и присутствовал при казни – а спустя некоторое время и самого чекиста Яковлева расстреляли. Донос на него был прост: обвинили в избыточном кровопийстве и головокружении от успехов. Дескать, интуиция подсказывает, что слишком много граждан постреляли, руководствуясь интуицией. Закрутилась карусель интуиций, столкнулось много правд. Сын и внук расстрелянных чекистов Яковлевых стал впоследствии главным редактором либеральной газеты эпохи горбачевской гласности «Московские новости» – и писал разоблачительные статьи против Советской власти, тоже своего рода доносы. Он, правда, нигде не рассказал, какое отношение его собственная семья имеет к произволу, – он обличал социализм в целом: пошто собственность отдали народу, ироды безответственные? Издание наделало шуму и собрало вокруг себя людей мыслящих. Сын смелого журналиста (то есть внук и правнук тех казненных) – сам успешный журналист и основатель коммерческих изданий – выходил на антисталинские демонстрации с плакатом «Я знаю правду». Какую именно из правд он имел в виду, журналист не указывал; а только набрал он миллионных кредитов от доверчивых миллиардеров – и драпанул с миллионами на Майорку. И это типическая биография. Финальный всплеск интуиции в семье чекистов – соответствовал духу нового времени. Однако в описываемое нами время, задолго до прихода финансового капитализма и распада СССР, еще миллионов не крали – и чекисты удовольствие находили в ином.
Сотрудник органов Андрей Щербатов следил за распрями в богатых домах, в кланах государственной безопасности. Неожиданно – точно пленку в кинотеатре промотали быстрей – расстрелы и аресты зачастили, а потом все улеглось: путь страны вдруг спрямился. Сперва Ягоду разоблачили, расстреляли – и присные Ягоды исчезли вместе с ним. Николай Ежов стал главным среди гридней государевых; потом – Троцкого выслали из страны, и Зиновьева с Каменевым расстреляли (говорили, сам Ежов и стрелял), и уже Бухарин в своем коварстве признался, и шпионов-маршалов разоблачили, и Рыкова взяли и судили, и Пятакова арестовали, да и самого Ежова потом схватили – оказывается, и он был шпионом – стремительно развивалась история. Интуиция выполнила свою задачу – и улетучилась.
Вдруг в одночасье государственная безопасность сделалась монолитным институтом – и никакого более феодализма. Княжеские дворы опустели, князей и бояр выволакивали из хором серого дома на набережной, грузили в автомобили, бесчувственных, как мороженую рыбу.
Прежде выбор у молодого курсанта был велик: хочешь – к Рыкову в охрану иди, хочешь – от Зиновьева жди приказов, хочешь – к Агранову подайся. И праздник, вечное застолье, гуляют чекисты в обнимку с подозреваемыми. Но вдруг все закончилось: так гости покидают вечеринку – сначала уходят семейные пары, потом молодые кавалеры увлекают прочь податливых дам, потом отправляются по домам бражники, и вот наконец самый последний пьяница вылезает из-под стола и ковыляет к выходу. Кончился праздник, пора спать.
Сначала Ежов подчищал за Ягодой, потом Берия исправлял перекосы Ежова – и однажды Андрей Щербатов увидел, как ведут по коридору майора Базарова; вели под руки, чтобы Базаров не упал, а лицо у майора ОДОНа было синее, и изо рта Валерия Базарова струйкой текла кровь.
Щербатов поинтересовался на следующий день судьбой Дивизии особого назначения – дивизия верных оказалась расформирована, а Павел Кобелев расстрелян. Когда? Почему? Да уж полгода как предателя Кобелева шлепнули – всех предателей из ОДОНа разоблачили. Вот вам и привилегированная дивизия – выходит, недолговечны привилегии; вот вам и «ежовые рукавицы» – получается, рукавицы эти были замараны.
Он слышал, что Ежов оказался морально нечистоплотным человеком, ходили слухи, в его квартире при обыске обнаружили всякие пакости: деньги, реквизированные у врагов народа, резиновый половой член для каких-то развратных утех и сплющенные пули, которыми были убиты Зиновьев и Каменев. Пули эти выпустил сам Ежов, так рассказывали былины, а потом хранил их у себя в сундуке, гордясь тем, что довелось ему прикончить важных революционеров, ленинских соратников.
Ежов был человеком роста мелкого и виду хлипкого. И будто бы ползал в ногах у Ежова истеричный Апфельбаум, обнимал колени ежовские. А Ежов куражился, возвышался над жертвами. И когда насладился их стенанием, Ежов выстрелил Зиновьеву в голову, а потом застрелил Каменева. А пули приказал извлечь из тел убитых и хранил для истории.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Красный свет - Максим Кантор», после закрытия браузера.