Читать книгу "Искра - Елена Литвиненко"

И вдруг подломились.

Чужое заклятие ударило в грудь, сбило с ног, перемалывая кости и выдирая изъязвленную душу из тела. Жилы словно потянуло на ворот. Дымное небо и солнце завертелись в пляске Кали — разрушающей, разрывающей плоть, заставляющей кататься, воя от муки, по горящей траве и давиться собственной кровью — из горла, из носа, из глаз, из ушей…

Короткая агония стихла так же внезапно, как началась. Боль еще накатывала волнами, но судороги в мышцах были слабым отголоском пытки, которой стоило бы поучиться Королевским палачам. Скрипнув зубами, Шон перевернулся на спину, стер грязь с лица, ожидая увидеть Александра, но над головой нависали только закопченные тучи. А вокруг — пепелище.

…значит, не в него, — опираясь на кочку, с трудом сел makada. — Зацепило. Или ударило рикошетом, едва не отправив его к праотцам. Неужели Райдер все-таки сцепился с Королевой? Или Финварра объявил войну миру людей? Или… — От простого, но страшного в своей простоте объяснения Шон побледнел. «Я скорей убью себя, чем стану вашей!»

— Дурочка… — прошептал маг, лихорадочно нащупывая уцелевшие — хоть где-нибудь! — клочья тумана. — Дурочка, что же ты делаешь…

Белые полупрозрачные ленты сохранились в трясине. Шон подцепил их когтями, наматывая на руку, потащил к себе — и заорал, извиваясь от боли, когда новый приступ швырнул его на непотухшие угли. Волосы мага затрещали и загорелись. Пропитанные жирной мазью бинты занялись, прожгли до костей, расширяя и углубляя раны, нанесенные Райдером. Но острее всего — сжирающее сердце пламя в груди. И знание, что ей сейчас хуже.

«Я понимаю, чего вы хотите, мистер Уилбер. Я же не дурочка…»

— Ни хрена ты не поняла, — на едином упрямстве вползая в туман, просипел Шон. — Черт бы тебя… побрал!..

Мир потускнел, укрывшись серой шепчущей дымкой, снова стал ослепительно ярким. В нос ударил резкий запах гари, ладони провалились в грязь — в первую секунду показалось, что его вернуло на поляну фейри, и Шон грубо выругался, схватившись за вереск.

Вереск, — встряхнул головой, фокусируя зрение, маг. Там, у дин ши, осталось пепелище, а здесь дымили лохмотья, в которых еще угадывалась куртка Вирджинии. Крови под ней было столько, что размокла земля.

— Черт… — холодея, прошептал Шон. — Черт, черт, черт… Тини! Тин!

Вместо крика из сорванного горла вырвался хрип, как у ожившего мертвеца, заскребшегося в могиле. И тишина на пустоши была кладбищенской — ни птиц, ни пчел, ни лая лисиц, только шорох ветра в рогозе и всплески реки. Маяк, вживленный девушке под лопатку, молчал.

Подняться получилось только с третьей попытки. Паленые раны огрызнулись болью, к горлу подступила тошнота, но сквозь марево перед глазами стало видно длинную полосу примятой травы, окропленной алым. Будто Тини тащили — за руки, за волосы — огибая склон и дальше, за камни, в лощину.

…кто?!

Шон зажал ладонью кровящий с каждым шагом бок и бросился вниз.

Ноги то и дело проваливались в кротовые норы. Несколько раз он едва не упал, запнувшись о мертвых зверьков — мыши, зайцы и белки провожали его кровавыми ямками вытекших глаз, тянулись скрюченными в судороге лапами. Чем ближе к низине, тем больше их было: первый выплеск сдержала? поглотила? подвеска, но второй беспрепятственно прошел по холмам, превращая пустошь в некрополь. Кто спровоцировал новый удар? Как? — проклятый топаз может снять только Райдер! Где Тини? Что с ней?! — стучало в висках.

Шон обогнул валуны и сощурился, вглядываясь против солнца в высокие заросли ромашки двадцатью ярдами ниже. Что-то черное, крупное двигалось там, а когда он задержал дыхание, сквозь рокот воды послышалось животное сопение и слабый стон. Ее голос Шон узнал бы из тысячи.

Сознание затопило яростью и жгучей распирающей злостью. Вопросы, что вызвало выплеск, пропали: можно пить Liffrumena как Райдер — соблазнив и воспользовавшись даром. Можно как Королева. А можно вот так — с залитыми кровью камнями и прядью волос на репейнике. Пальцы сами собой сложились в пасс, но вместо ледяной плети по ладони потекла вода.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Твою мать! — Растратить весь резерв на…

Шон проглотил проклятие и, подняв с земли обломок гранита, не отрывая глаз от жрущей Тини твари — матерой, сильной, раз пережила поток — пригнувшись, начал обходить ее, подбираясь со спины.

Шум близкой реки теперь помогал: заглушал шаги, скрадывал шорохи раздвигаемых трав. Ромашки качались под ветром, и перед Шоном мелькали то крупные белые венчики, то исцарапанные ноги Тин, то горбатая спина похитителя и рыжие локоны в чужой горсти.

…от желания удавить его мага трясло. Острые клыки подняли верхнюю губу, проткнули нижнюю; удлинившиеся когти царапали камень. Каждый хрип Этансель отдавался болезненным спазмом в груди, будто это из него тянули силу, сдобренную жизнью. Хотелось заорать, оторвать его от девушки, стиснуть горло, выворачивая шею, пока не захрустят позвонки… Ватная слабость и дрожащие руки напоминали, что он сможет нанести только один удар. Второго шанса не будет. — Шон сдвинул в сторону сухие шелестящие стебли и, прикрыв локтем ребра, придвинулся ближе. До Тини и боггарта — он учуял — осталось не больше пятнадцати ярдов, когда тот, засопев, уложил девушку на землю и, не отрываясь от ее рта, вспорол покрытый синяками живот, глубоко погрузив пальцы в тело.

Запах горячей, почти черной крови Этансель ожег, словно кнут. Шон не помнил, как вскочил, как двумя прыжками пересек лощину. День померк, ярко высвеченными остались только высокий воротник плаща убийцы и покатый затылок над ним. Шон четко видел редкие всколоченные волосы, собственную руку, заносящую камень, почти услышал треск проламываемой головы — и свалился в траву от резкого, отлично поставленного удара в лицо; пинок по печени — такой же умелый, с оттягом, — заставил его захлебнуться слюною и желчью.

— Профессор Уилбер, — пахнуло болотом, — ну наконец-то. Я думал, вы никогда не доползете.

Смрад и низкий голос сквозь звон в ушах смутно напомнили что-то, но от пинка в живот мысли смыло рвотой.

— Разве вам не говорили, что в спину бить нехорошо? — насмешливо спросил убийца. — Или именно этому учат Гончих? Бить исподтишка, — присел он рядом, — брать чужое?!