Читать книгу "Екатерина Великая - Анри Труайя"

Очарованный такой наивностью, Густав, даже не посоветовавшись с регентом, идет прямо к императрице и взволнованно говорит ей, что любит Александру и просит ее руки. Бабушка в восторге: поистине любовь не знает преград и сильнее всех дипломатов на свете. Официально разрешенная идиллия расцветает вовсю. Великая княгиня, мать невесты, пишет мужу, оставшемуся в Гатчине, записку за запиской, где сообщает о делах и поступках молодых: «Наши дорогие суженые сидят рядышком и тихо воркуют, до меня доносится только голос юноши». Король Швеции до того влюблен, что хочет приблизить день свадьбы. Великая княгиня-мать обещает помочь: «Положитесь на меня, господин Густав (sic). Хотите, я поговорю с императрицей?» Он хочет и за ужином уже перед всеми ведет себя «самым нежно-влюбленным образом с невестой». На следующий день еще больше радости в очередном письме от матери к отцу: «Милый друг, слава Богу: обручение назначено на понедельник вечером… Обручать будет митрополит… В тронном зале будет бал».

В семь часов вечера в понедельник, 11 сентября, огромный зал полон гостей. Здесь знатнейшие сановники империи, весь дипломатический корпус, представители высшего духовенства, именитые зарубежные гости. Кажется, все созвездия спустились с небосклона на мундиры и фраки мужчин: кресты, знаки отличия, нашивки, вензеля, бриллианты… Императрица в горностаевой мантии восседает на троне под балдахином, увенчанным двуглавым орлом, величественная, с короной на голове и со скипетром в руке. Справа от нее – великий князь Павел, официальный наследник. Слева – любимчик Александр. У ног, на пуфике сидит бледная от волнения невеста в парадном белом платье, шитом серебром. На хорах оркестр готов по первому сигналу начать торжественно-веселые мелодии. Ждут юного короля. А он в соседнем зале с Платоном Зубовым рассматривает контракт обручения. В нем, разумеется, есть пункт, по которому Александра после женитьбы сохранит свое вероисповедание. Как полагает Екатерина, Густав молча согласился с такой перспективой во время нежных бесед с невестой. Так что осталась чистая формальность – поставить подпись. Что же там происходит? Лишь бы Платон Зубов не столкнулся с какой-нибудь непредвиденной трудностью!

И действительно, затруднение есть, и весьма неприятное. Прочитав контракт, король Швеции приходит в ярость, кричит, что ему поставили ловушку, что он никогда не согласится, чтобы у его народа королевой была православная, и с этими словами швыряет на пол контракт. Платон Зубов с трудом объясняет ему, что императрица не может отказаться от этого условия, что уже поздно отступать, что за дверью не только княжна заждалась, но и все придворные, вся Россия, вся Европа ждет, затаив дыхание, когда невеста скажет «да». Какое оскорбление для Ее величества, если он будет упрямиться!

Пока Платон Зубов пытается исправить ошибку, допущенную им, поскольку заранее не было уточнено это условие, в тронном зале удивление переходит в беспокойство. Невеста то и дело поднимает глаза на императрицу, словно ища у нее поддержки. Екатерина невозмутима, словно из мрамора, но те, кто ее знает, догадываются, что под внешним спокойствием нарастает гнев императрицы. Бесконечно долго тянутся минуты. Кажется, все навеки неподвижно застыли. Наконец дверь открывается настежь. Вздох облегчения вырывается из сотни уст. Праздник сейчас начнется. Дирижер поднял палочку. Увы! Платон Зубов входит один, без короля, и лицо его, искаженное и бледное, говорит, что вести дурные. Он движется по проходу между окаменевшими рядами придворных, поднимается на возвышение к трону и что-то говорит на ухо императрице. Тяжелое как маска, усталое лицо Екатерины неподвижно. Только взгляд сосредоточен. Ее губы дрогнули. Шепотом она произносит: «Ну я его проучу, сопляка!» Александра не спускает с нее умоляюще-вопросительного взора. Мертвая тишина повисла над залом. Екатерина держит удар. Это салонное унижение для нее тяжелее, чем поражение на поле боя. Слуга Зотов протягивает ей стакан воды. Она выпивает залпом. После долгой паузы произносит слабым, неузнаваемым голосом: «Его величество Густав IV, король шведский, внезапно почувствовал себя плохо; церемония обручения переносится».

Екатерина с трудом встает и, опираясь на руку внука Александра, выходит из зала тяжелым шагом, с обрюзгшим лицом, тяжело дыша. Невеста в обмороке. Ее выносят. Толпа расходится, перешептываясь.

Ночью у Екатерины начинается головокружение, похожее на легкий апоплексический удар. Она скоро справляется с ним и уже на следующий день решает возобновить переговоры, чтобы достигнуть компромисса. Никогда она не любила признавать себя побежденной. Этот хлыщ молод еще отбивать у нее наживу. Бал состоится, и Густав явится на него. Увидев вновь красавицу Александру, он из любви к ней откажется от смехотворных претензий протестантского монарха. Но вот девица от огорчения слегла и умоляет бабушку избавить ее от нового испытания и не устраивать встречу с тем, кто ее публично унизил. Екатерина тут же пишет ей грозную записку: «Чего вы плачете? Вещь отложенная еще не потеряна. Умойте глаза и уши холодной водой… Вчера я была нездорова. Вам обидно, что произошла задержка, вот и все».

После такого ответа Александра является на бал с покрасневшими от слез глазами и неуверенной походкой. Здесь же и Густав, вежливый как никогда. Но отношения между молодыми напрочь испорчены. С первого же взгляда Екатерина понимает, что исправить дело невозможно. С Александрой рядом не влюбленный жених, а непреклонный лютеранин, полный монаршей спеси. Упрямый швед и русская царевна! Он не отступит от своего решения. И Екатерина тоже, со своей стороны, не может уступить, чтобы не потерять престиж. Не для того она царствовала тридцать четыре года, чтобы сегодня сдаться. Тем хуже для «девчонки».[158] В этом деле жалеть надо не девочку, страдающую от оскорбленного самолюбия или от любви, а ее, императрицу, чей престиж запятнан, а авторитет впервые в жизни поколеблен. Порой ей кажется, что вечером 11 сентября был нанесен удар не только по чувствам и политическому положению, но и по глубинным истокам ее собственной энергии. Пора кончать! Пора кончать! На русско-шведском союзе поставлен крест. Ни о каком обручении не может быть речи. После бесчисленных извинений, комплиментов и расшаркиваний король Швеции и регент уезжают в Стокгольм.

Александра вся в слезах, она заболевает. Екатерина нежно ухаживает за ней, душа ее неспокойна. Да и здоровье ее дает сбои. Колики, начинающиеся обычно после сильных переживаний, не оставляют ее. На ногах вскрываются язвы. Какой-то врач советует ей ванны для ног из холодной морской воды. Однажды вечером, прогуливаясь с госпожой Нарышкиной в Царскосельском парке, она замечает падающую звезду и со вздохом говорит: «Это предвещает мне смерть». Подруга возражает, говорит, что раньше Ее величество не верила в приметы и осуждала суеверие. «Да, это было раньше», – отвечает та грустным голосом. И добавляет, что чувствует, как «сдает на глазах». Себе она отвела срок жизни в восемьдесят лет; сейчас ей шестьдесят семь, а силы иссякли. «Екатерина Вторая пришла после Петра Первого, – писал ей Дидро в 1774 году, – но кто сменит Екатерину Вторую? Это должна быть личность исключительная, и явиться она должна либо немедленно, либо через века». Больше, чем когда-либо, она озабочена обеспечением наследия императорского трона. В ее глазах Павел для этого совершенно не годится. Ее сменит ясноглазый, великодушный Александр, он сумеет, не изменяя идеям справедливости, выдержать напор революционной бури, наступающей из Франции. По первоначальному замыслу, манифест о новом порядке наследования должен был быть опубликован в начале 1797 года. Но зачем ждать? Почувствовав внезапно нетерпение, Екатерина решает обнародовать свое решение 24 ноября 1796 года, в день своих именин.