Читать книгу "Прах Анджелы - Фрэнк МакКорт"

— Дитя мое, дитя мое, дитя мое.

Да я, дитя, я прижимаюсь к нему — маленький Фрэнки у отца на коленях просит рассказать ему сказку про Кухулина, мою сказку, которую нельзя Мэйлахи и Фредди Лейбовицу на качелях.

— Дитя мое, сядь вот здесь, рядом со мной. Поведай мне, что случилось. Но только если сам того желаешь. Я — отец Грегори.

— Мне сегодня исполнилось шестнадцать, святой отец.

— О, это же прекрасно, прекрасно! Отчего же ты плачешь?

— Я выпил свою первую пинту вчера вечером.

— И?

— Я ударил мать.

— Господи помоги нам! Но Он простит тебя, дитя мое. Что-нибудь еще?

— Не могу сказать, святой отец.

— Хочешь исповедаться?

— Не могу, святой отец. Я ужасных дел натворил.

— Бог прощает тех, кто раскаялся. Он послал своего единственного Возлюбленного Сына на смерть ради нас.

— Не могу сказать, святой отец. Не могу.

— Но святому Франциску ты ведь смог рассказать?

— Он отвернулся от меня.

— Но ты любишь его, ведь так?

— Да, меня Фрэнсис зовут, в честь него.

— Тогда ему поведай. Мы посидим с тобой тут, а ты расскажешь ему, что тебя гнетет. А я просто буду ушами святого Франциска и Господа нашего. Так лучше?

Я говорю со святым Франциском и рассказываю ему про Маргарет, Оливера, Юджина, про то, как отец пел «Родди Маккорли» и заваливался домой пьяный без гроша в кармане и из Англии ничего не присылал, про Терезу и зеленый диван, про мои ужасные грехи в Кэрригоганелле. Спрашиваю, почему Германа Геринга не повесили за то, что он сделал с маленькими детьми, чьи ботиночки были разбросаны по концентрационным лагерям. Я говорю ему, что христианский брат захлопнул передо мной дверь, и что меня не взяли в алтарники, и что мой братишка Майкл шел по улице в хлюпающем ботинке, и что глаза у меня больные, и я их стыжусь, и про брата-иезуита, который тоже захлопнул передо мной дверь, и что я дал маме пощечину, и что она плакала.

— А теперь посиди тихонько и помолись, — говорит отец Грегори.

Я все так же прижимаюсь щекой к его шершавой рясе, от него пахнет мылом. Он смотрит на святого Франциска, на дарохранительницу, кивает, наверное, обращается к Богу. Потом велит мне опуститься на колени, дарует мне прощение грехов, велит трижды прочесть «Богородице Дево, радуйся», трижды «Отче наш» и трижды «Ко Пресвятой Троице». Потом говорит, что Бог прощает меня, и мне следует простить самого себя, и что Бог меня любит, и я должен любить себя, ибо только тот, кто любит Бога и самого себя, способен полюбить и другие Божьи создания.

— А Тереза Кармоди, правда, в аду, святой отец?

— Нет, сын мой. Она в раю. Она страдала так, как страдали мученики в стародавние времена, и тем самым искупила свои грехи. Не сомневайся, сестры в больнице не позволили ей отойти в мир иной без священника.

— Вы уверены, святой отец?

— Да, сын мой.

Он снова осеняет меня крестом, просит помолиться за него, и я, счастливый, иду по залитым дождем улицам, зная, что Тереза в раю и больше не кашляет.

* * *

Наступает утро понедельника, я прихожу на вокзал с рассветом. На перроне свалены тюки с газетами и журналами. Мистер Маккефри еще с одним парнем, Вилли Харольдом, разрезают бечевку, пересчитывают количество экземпляров, записывают его в амбарную книгу. Сначала следует доставить английские газеты и «Айриш-таймс», потом — журналы. Мы пересчитываем газеты и наклеиваем на них ярлыки, чтоб развести по магазинам и лавкам города.

Мистер Маккефри возит нас на фургоне и ждет, пока мы с Вилли бегаем туда-сюда с пачками газет, принимаем заказы на завтра, отмечаем приход и расход в амбарной книге. Но вот все газеты доставлены, мы разгружаем журналы в конторе, и на пятьдесят минут расходимся по домам завтракать.

Когда я возвращаюсь в контору, два парня, Имон и Питер, уже сортируют журналы, считают и раскладывают их по ящикам. Мелкие заказы доставляет Джерри Халви на велосипеде, а большие — развозят на фургоне. Мистер Маккефри велит мне сидеть сегодня в конторе, учиться считать журналы и записывать их количество в амбарную книгу. Как только он уходит, Имон с Питером выдвигают ящик стола, где у них припрятаны окурки. Оба страшно удивляются, что я не курю, и спрашивают, что со мной не так — глаза больные или может, у меня чахотка? Как же с девушками гулять, если не куришь?

— Болваном же полным будешь выглядеть, если пойдешь гулять с девушкой, она у тебя закурить попросит, а ты скажешь, что не куришь, — удивляется Питер. — А в поле ты как ее уговоришь пойти потискаться, а?

Имон говорит, что его отец то же самое рассказывает про мужчин, которые не пьют, мол, таким доверять нельзя. Питер добавляет, что если мужчина не пьет и не курит, значит, его не девушки интересуют, и тогда уж смотри, тыл прикрывай получше.

Они хохочут и закашливаются, а чем больше смеются, тем больше кашляют, хватаются друг за друга и хлопают по спине, утирая слезы. Когда приступ смеха у них проходит, мы выискиваем английские и американские журналы и принимаемся разглядывать в них рекламу нижнего белья, где женщины сняты в лифчиках, панталонах и длинных нейлоновых чулках. Имон находит в американском журнале под названием «Смотри» фотографии японок, которые не дают солдатам затосковать вдали от родины, и тут же говорит, что ему надо в туалет.

— Знаешь, да, зачем он туда пошел? — подмигивает мне Питер.

Мистер Маккефри, бывает, ужасно сердится, когда парни долго торчат в туалете и теряют драгоценное время, за которое «Исонз» им платит, и что хуже всего — подвергают опасности свои бессмертные души. Он не может сказать им напрямую: «А ну, хорош там рукоблудить», потому что нельзя обвинять кого-то в смертном грехе без доказательств. Иногда он заходит в туалет после кого-нибудь, потом выходит с грозным видом и говорит:

— Вам запрещено смотреть эти грязные журналишки иностранные. Ваше дело их пересчитывать да по ящикам раскладывать.

Имон возвращается из туалета, и туда сразу же спешит Питер с американским журналом «Кольерс», в котором напечатаны фотографии девушек с конкурса красоты.

— Ведь пять раз на дню туда шастает, ты только подумай, а? — говорит Имон. — С каждым новым журналом, в котором женское исподнее есть. Все никак не угомонится. Домой журналы таскает без ведома мистера Маккефри, и бог знает, что он там всю ночь с собой и с журналами творит. Если окочурится от этого, то прямиком в ад угодит.

Мне тоже хочется пойти в туалет после Питера, но тогда парни скажут:

— Ничего себе новенький, первый день всего работает, а туда же. Курить так не курит, а как рукоблудить — так сразу готов.

Мистер Маккефри возвращается на фургоне и требует ответа, почему еще не все журналы пересчитаны, перевязаны и подготовлены к отправке.