Читать книгу "Воспоминания о Рерихах - Зинаида Фосдик"

Н.К. говорит, что мы должны делать такой бюджет, чтобы он балансировался, а жизнь устроит много неожиданностей. Например, возьмем Послание о том, что Рузвельты будут опасны, атакуя Н.К. Кто мог это знать раньше? Ну, Англия, большевики, кто угодно! А вдруг [опасность выявилась] с неожиданной стороны — и так и во всем.

01.07.29

Н.К., придя в Школу утром, говорил, что мы должны перестать думать, что живем над пропастью, наоборот, мы живем хорошо, есть доходный дом, а Штраусе — это лишнее окно: может быть, что-нибудь придет оттуда, но не [стоит слишком] надеяться на это.

Я ему [Н.К.] говорила про то, что Луис хочет повсюду быть главным — «стеклится», когда его что-либо спрашивают. Он [Н.К.] мне на это говорит: «Зачем его спрашивать, когда вам дано следить за Учреждениями. Делайте сами, следите сами — дела слишком выросли, чтобы считаться с настроением одного или другого. А кто сделает, что надо, тот и главный. Надо научиться быть незаменимым».

Нетти из-за детей на долгое время отошла от дел — она уже не в делах. Что касается Франсис — главную паблисити, статьи должна писать она. Ей надо письменно посылать письмо, что к такому-то числу нужна статья. У себя надо сохранить копию [этого письма]. Когда исполнит — пометить, если не исполнила— тоже записать и через год собрать эти факты. Но не ссориться в течение года, а лишь собирать факты. Она же может делать как хочет.

К 12 [часам] пришел Штраусе — был очень нервен. После его ухода Н.К. позвал меня к себе на завтрак и опять сказал, что мы должны действовать нашими средствами. Главное — заплатить долг Логвану. Кампания может и не удаться. Вечером мы собрались, прочли и закрепили все бюджеты.

02.07.29

Сегодня утром случилось пренеприятное и серьезное событие — получили письмо из Вашингтона от Акерсона, секретаря Гувера, о том, что на картине, посланной Н.К. в подарок президенту, написано 10 000$ страховки, поэтому президент ни от кого не может принять такой дар. Это нам страшный удар. Н.К. был очень расстроен. Он должен был лично повезти картину в Вашингтон, судя по видениям мамы, или же, в крайнем случае, [картину должны были привезти] Луис или Морис, нельзя было передавать ее через Будворта. Мы можем теперь потерять всю связь с Вашингтоном. А ведь это был совет Штраусса — не везти картины. Сейчас же Луис и Нуця поехали в Вашингтон увидеть Акерсона и сказать, что 10 000 — это страховка картины агентом по отправке ее.

Второй удар был нанесен Н.К. тем, что Франсис была у Фикинса и он ей сказал, что у него был ряд конференций со Штрауссом и Луисом и что все его действия по устройству лекций,

все цены в 200, 250, 300$ и так далее были одобрены Луисом и Штрауссом. Другими словами, выходит, что его наняли для паблисити, а не для устройства лекций. Он написал во все Музеи, Харшу, и тот ему отказал. Теперь Н.К. не может предложить выступление Харшу в Art Institute [Художественный институт], как он предполагал, ибо это покажется очень подозрительным. Н.К. говорит: еще два таких удара, и мы сами себя зарежем. Это несмотря на все, что нам дается. Н.К. сильно расстроен и говорит, что во всей жизни ему ничего подобного не встречалось. Теперь надо все начинать сначала, заводить дружбу, ездить по городам, тратить время. Душа болит за него. А Луис не говорил правды. Н.К. прекрасно видит, что он не может говорить с людьми, не может писать писем. «А кого же поставить проверять все письма, вас? Тогда как я могу вас забрать из Школы?» Он мне сказал, что Нуця должен будет следить за всем выходящим из Школы, особенно за письмами.

Заметил, что не придается большое значение видениям мамы, велел мне позвонить ей днем и узнать, что она видела. Сон ее ночью был, что мы все шли, ведомые Н.К., по дороге, перед нами были препятствия, глыбы, камни. Н.К. умел обходить их, мы же падали, были ранены о камни и были задержаны из-за неумения обходить препятствия и этим самым задержали Н.К. Проснулась она вся разбитая, и ей хотелось почему-то плакать, до того тяжело ей было на душе. Н.К. считает это крайне значительным.

Затем мы собрались вечером у Пор[умы]. Луис позвонил, что Акерсон принял картину для Гувера на условиях, что мы напишем письмо, что она не имеет финансовой ценности. Идиотство невероятное, чтобы офис президента так поступал. Но для нас это спасение, ибо отношения с Гувером не будут порваны.

Н.К. на меня смотрит так ласково, гладит по плечу, как бы чувствует, что я понимаю его, и [так] дает мне понять это, что у меня все радуется в душе.

03.07.29

Сегодня утром получили очень славный бюллетень от New Center of Rosicrucians[234] с изумительной передовой статьей о Н.К.

Так что он сказал: «Это, наверное, враги пишут, друзья о нас так не пишут». Произнесена большая формула, и чужими: если они умеют ее сказать, и мы должны ее уметь произнести и не бояться больших формул. Тем более что мы, как лидеры таких больших Учреждений, стоим на должной высоте, и немыслимо нам уронить себя, а этим самым и Учреждения. Для всех, для всего пространства надо повторять большие формулы. Если у человека маленькое сознание, наш долг — постараться расширить его.

Вечером к 6 пришел Луис в Школу и первым делом взялся за папки и стал чистить ящик. А великий учитель, приехавший из Индии для наших дел, бросивший самое священное, сидел рядом, и Луис не понял, что важнее — говорить ли с Н.К. или чистить стол.

Вечером собрались у Н.К., говорили о комитетах в новом Доме и новых отделениях Общества Друзей Музея[235] во всем мире.

Н.К. очень скорбит за Дом, за Музей — тяжело ему здесь.

Вечером было Указано избегнуть столкновения с архитекторами.

04.07.29

Отношения сотрудников к делам. — Позиция Хорша относительно затраченных им на строительство здания денег

Н.К. утром беседовал со мной и Нуцей. Он видит все и всех насквозь. «Пока я говорю Франсис: «Вы замечательны, великолепны! Вы завершили так много страниц, идите, поработайте еще немного», она будет работать. А если этого не будет, перестанет». Мы сможем с ней продолжать [работать лишь] с соской и погремушкой. А так как сосок и погремушек много, то пока все ладно. О Поруме Н.К. говорит, что он на нее недавно смотрел и даже испугался — серо-синее мертвое лицо, абсолютно переменилось на его глазах. И хотя Ента, приехав к ним, уверяла, что Логван и особенно Порума [духовно] очень выросли, Н.К. этого не видит совсем. Наборот, не находит, что она выросла.

Ента ему говорила тоже, что когда он сюда приедет, чтобы он на все говорил: «Это хорошо», то есть все хвалил. Он же ей сказал: «Ну, а если дом горит и балки падают, разве можно говорить, что все прекрасно?!» Теперь это сбывается.