Читать книгу "Роман Ким - Александр Куланов"

Отакэ Сэй и Любовь Шнейдер в Подмосковье. (Из архива А. В. Федорова)

Обложка японского издания «Тетради, найденной в Сунчоне»

«Специальный агент» с автографом автора. (Из архива А. В. Федорова)

Роман Ким и Любовь Шнейдер в доме отдыха Союза писателей СССР. (Из архива А. В. Федорова)

Дружеский шарж работы И. И. Игина. (Из архива семьи Ким)

За работой в «гнездышке на Зубовском». (Из архива семьи Ким)

Карандашный набросок портрета Кима работы Г. Г. Филипповского и «трубка мирозданья»

Последний, неисполненный, творческий замысел. (Из архива семьи Ким)

Могила P. Н. Кима и его родственников на Ваганьковском кладбище в Москве

Роман Николаевич Ким — один из основателей жанра советского политического детектива. (Из архива А. В. Федорова)

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1

Выписка из метрической книги Успенского собора г. Владивостока

Родился 1 августа. Крещение — 27 августа. Имя — Роман. Родители — русский подданный из корейцев Николай Николаевич Ким и законная его жена Надежда Тимофеевна, из корейцев, оба православного вероисповедания.

ФИО восприемников — присяжный поверенный Иоанн Романов Баженов и д. советника Михаила Эдуардов Эверсман девица Мария.

Обряд крещения совершал священник Михаил Покровский с псаломщиком Алексием Смирновым.

Архив ГДВУ. Ф. 117. Оп. 1. Д. 2294. Л. 5 (об.) и 6. Получено А. В. Буяковым

Приложение 2

Статья Кимура Хироси в журнале «Бунгэй Синдзю», № 1,1984.

Перевод В. А. Бушмакина

Портрет одного писателя. Советский писатель-детективщик. Загадки Романа Кима. Жизнь человека, имевшего три родины и ставшего игрушкой в руках судьбы.

Встреча на Ленинских горах

10 июля 1958 года. Стрелка часов перевалила за два часа пополудню. Я привел себя в порядок, взял маленький саквояж и вышел из комнаты общежития Московского университета. Спустившись на лифте с девятого этажа, где была комната, на первый, я показал пропуск, прошел через ворота и направился к обзорной площадке на Ленинских горах, как мне было указано. Я собирался встретиться с Романом Кимом, с которым мы переписывались более трех лет.

Кажется, я узнал о Романе Киме где-то в 1954 году. О нем рассказал литературный критик Иваками Дзюнъити[455], вернувшийся из путешествия в СССР. Такие поездки были тогда редкостью. Из его рассказа я узнал, что в Москве есть писатель корейского происхождения Роман Ким, пишущий по-русски, и что пишет он редкие тогда в СССР детективы, и что он интересуется издающимися в Японии детективами. Кроме того, что я по специальности занимаюсь русской литературой, на досуге я иногда развлекаюсь чтением детективов, поэтому меня заинтересовало, что и в Союзе появился такой писатель. Я сразу же отправил от себя письмо, и ответ пришел быстро. В письме был список из нескольких детективов, включающий в том числе переводы, и была просьба отправить их в обмен на интересующие меня русские книги. Кроме того, было написано, что он не против того, чтобы я впредь ему писал по-японски, но он просил прощения, что сам будет писать по-русски, как и в этом письме. Я быстро прикупил указанные книги и сразу отправил их авиапочтой. Ответное письмо, пришедшее через месяц, было заполнено благодарностями сверх меры. И было написано, чтобы я поскорей без стеснения написал ему, если есть какие-то русские книги, которые ищу.

Комната с красными стенами

Так началась наша переписка и обмен книгами. Прошло почти три года. И вот в июле 1958 года я впервые вступил на московскую землю с тем, чтобы участвовать в международном семинаре по русской литературе, проводившемся в МГУ.

Как мне сказал г-н Ким по телефону, я быстрым шагом пошел на смотровую площадку на Ленинских горах. Раньше они звались Воробьёвыми горами. Это то знаменитое место, где занявший Москву Наполеон, сойдя с лошади, подумал, что «город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность»[456]. В тот день там толпилось много похожих на туристов людей. Я на миг замер и огляделся. И тогда ко мне подошел и заговорил один джентльмен. «А, Кимура-сан! Я — Ким. Наконец-то мы с вами смогли встретиться. Пойдемте ко мне домой». Он посадил меня в ждавшее его такси и на красивом русском сказал водителю, куда ехать.

Тогда (и до самой смерти) он жил по адресу Москва, Г21, Зубовский бульвар 16/20, квартира 128. Когда мы начинали переписываться, был другой квартал, но с некоторых пор он изменился на этот, и мне объяснили, что это рядом с парком Горького. Говорят, что название было дано потому, что в царские времена здесь была усадьба графа Зубова, но теперь здесь довольно старого вида многоквартирный дом со внутренним двориком. В зале его не очень просторной трехкомнатки бросались в глаза красные стены. На одной из этих красных стен висела репродукция английского абстракциониста Николсона. Семья состояла из трех человек: хозяина, его жены Любы и ее младшей сестры Веры. Сестры были польского происхождения, и мне доводилось слышать, что Люба в молодости нравилась поэту Маяковскому. Стоявший в спальне фотопортрет Любы в молодости был очень красив. У сестер еще был старший брат, бывший армейский полковник, в войну с Германией он был подчиненным Брежнева. Я и с ним тоже встречался несколько раз. Последний раз был после смерти Любы, когда я ходил к ней на могилу проведать. Этот великан-полковник удивил меня, когда вдруг зарыдал, увидев мое лицо на входе в Ваганьковское кладбище. Мне показалось, что я столкнулся с русской темпераментностью.