Читать книгу "Затаившийся страх - Говард Филлипс Лавкрафт"

Постепенно в семье Уордов росло убеждение, что с их сыном творится неладное. Интересы Чарлза и раньше незначительно менялись, но эта скрытность и полное погружение в какие-то зловещие исследования были нехарактерны даже для него. В школе он почти не занимался, и хотя ни одного экзамена еще не провалил, всем было очевидно, что от его прежнего усердия и прилежания не осталось и следа. Теперь его заботило совсем другое; в свободное от химических опытов время Чарлз либо сосредоточенно изучал архивы кладбищ, либо безотрывно читал оккультную литературу – под неизменным присмотром своей почти точной копии, Джозефа Кервена, вкрадчиво глядевшего на него с большой панели над искусственным камином.

В конце марта Уорд стал не просто изучать кладбищенские архивы, но и бродить по различным древним погостам Провиденса. Причина выяснилась позднее, когда служащие городской ратуши сообщили следствию, что Уорд, по-видимому, обнаружил ключ к разгадке этой тайны. Цель его поисков внезапно изменилась: он стал разыскивать могилу не Джозефа Кервена, а некоего Нафтали Филда. Вскоре и этой перемене нашлось объяснение: следователи подняли те же бумаги, что изучал Уорд, и наткнулись в них на короткую архивную запись о похоронах Джозефа Кервена, которую заговорщики забыли уничтожить и в которой говорилось, что «свинцовый гроб закопали в 10 ф. на юг и 5 ф. на запад от могилы Нафтали Филда, на кладб…». Отсутствие названия кладбища сильно усложняло поиск, и могила Нафтали Филда могла показаться столь же недостижимой целью, что и могила Кервена, однако надписи с этого надгробия, по крайней мере, никто не стирал, и даже если архивные записи тех лет не уцелели, при большом желании ее можно было найти, просто прочесывая старые кладбища. Следователи выяснили, зачем Уорд наведывался на погосты и почему обошел вниманием церковь святого Иоанна (прежде называвшуюся Королевской церковью), а также древнее конгрегационалистское кладбище на Суон-пойнт: в единственной сохранившейся архивной записи о Нафтали Филде (умершем в 1729 году) говорилось, что он был баптистом.

4

В конце апреля Уорд-старший обратился за помощью к доктору Уиллету: он предоставил ему все сведения о Джозефе Кервене, какие только успел выудить из сына, пока тот окончательно не замкнулся в себе, и попросил врача поговорить с Чарлзом. Беседа это не принесла плодов: Уиллет постоянно чувствовал, что скрытный юноша прекрасно владеет собой и имеет дело с чем-то поистине важным, о чем не станет распространяться ни при каких обстоятельствах; зато из его слов врачу хотя бы стало понятно, отчего Уорд так странно ведет себя последнее время. Будучи юношей замкнутым и немногословным, он все же с охотой говорил о своих изысканиях, однако предмета их так и не открыл. Он утверждал, что в бумагах его предка якобы содержались некие весьма важные научные сведения, главным образом зашифрованные, по значимости своей сравнимые только с открытиями Роджера Бэкона, а то и превосходящие их. Однако сами по себе, в отрыве от области человеческих знаний, полностью забытой в наши дни, они лишены всякого смысла. Если явить их миру сейчас – миру, вооруженному лишь современными научными методами, – это принизит их значимость и лишит всякого очарования. Дабы они заняли заслуженно высокое место в истории человеческой мысли, необходимо сначала соотнести эти открытия с научным контекстом того времени – этой-то задаче и посвятил себя Уорд. Он пытался как можно быстрей ознакомиться с забытыми науками прошлого, глубокими познаниями в которых должен владеть всякий, кто хочет правильно истолковать наследие Джозефа Кервена, а затем наконец представить эти открытия ученому миру во всей их полноте и колоссальности – открытия столь революционные, что даже Эйнштейну еще не удавалось так кардинально перевернуть человеческие представления об устройстве мира.

Что же касается поисков могилы – Уорд и не думал утаивать их от Уиллета, – то на изувеченном надгробии Джозефа Кервена должны были сохраниться некие мистические символы, которые заговорщики по невежеству своему забыли стереть и которые могли оказаться решающей подсказкой к разгадке таинственного шифра. Кервен, по разумению Уорда, тщательно оберегал свою тайну и все сведения о ней изложил при помощи крайне замысловатой системы символов. Когда доктор Уиллет попросил ознакомиться с таинственными бумагами, Уорд попытался охладить его интерес демонстрацией фотостатической копии рукописи Хатчинсона и загадочных диаграмм Орна, но в конце концов показал Уиллету и дневник, и зашифрованный текст (с зашифрованным же заглавием), и испещренное формулами послание «Тому, кто придет мне на смену» – доктор все равно не смог бы разобраться в непонятных символах и значках.

Дневник он нарочно открыл на самой безобидной странице – просто чтобы показать Уиллету каллиграфический почерк своего предка. Врач внимательно изучил замысловатую вязь и быстро убедился в подлинности документа: почерк и слог несомненно свидетельствовали о том, что автор родился в XVII веке (хотя и застал существенную часть века XVIII-го). Содержание текста было весьма тривиальным, и Уиллет запомнил лишь небольшой фрагмент:

«Среда, 16 октября 1754 года. Мой корабль «Бдительный» сегодня вышел из Лондона с 20 новыми матросами из Ост-Индии, испанцами с Мартиники и двумя голландцами из Суринама на борту. Голландцы хотят дезертировать, ибо до них дошли слухи о моих плаваниях, но я попробую уговорить их остаться. Для мистера Найта Декстера везу 120 рулонов камлота, 100 рулонов тонкого камлота разных цветов, 20 рулонов синей байки, 100 рулонов шаллуна, 50 рулонов коломянки, по 300 рулонов чесучи и грубого индийского хлопка. Для мистера Грина: 50 галлоновых котлов, 20 грелок, 15 противней для выпечки, 10 коптилен. Для мистера Перриго: набор шил, для мистера Найтингейла 50 стоп лучшей писчей бумаги 13×8 дюймов.

Прошлой ночью трижды прочел «Саваоф», однако же ничего не добился. Нужно расспросить мистера Х. из Трансильвании, хотя нынче с ним трудно связаться. Зело неясно, что ему мешает разъяснить мне то, чем он благополучно занимается без малого сто лет. От Саймона за 5 недель ни слова, но скоро надеюсь получить от него весточку».

Когда на этих строках доктор Уиллет хотел перевернуть страницу, Уорд тут же выхватил дневник у него из рук – едва ли не вырвал силой, – и доктор успел увидеть на следующей странице лишь первые два предложения. Они, как ни странно, надолго запечатлелись в его памяти:

«Стих из Liber-Damnatus надлежит пять раз прочесть на Воздвиженье и четыре в канун Дня всех святых, тогда из Потусторонних сфер, если сие правильно сотворить, придет Он и оглянется в прошлое. Для сего надобно приготовить соли или сырье для их приготовленья».

Больше Уиллет ничего не разглядел, но строки эти отчего-то придали новую зловещую выразительность портрету Джозефа Кервена, взиравшего на них с северной стены. Еще долгое время Уиллета не покидало обманчивое чувство – по крайней мере, разум уверял его, что оно обманчиво, – будто человек на картине пытается следить (если не следит по-настоящему) за передвижениями Чарлза Уорда по комнате. Прежде чем покинуть кабинет, Уиллет подошел к портрету и внимательно изучил его, запомнив каждую мельчайшую черточку на таинственном бледном лице – вплоть до едва заметных шрамов и небольшой ямочки над правым глазом. Художник Космо Александр, решил Уиллет, был достоин страны, что породила великого Генри Реборна, и не менее достойным учителем блистательного портретиста Гилберта Стюарта.