Читать книгу "Окопная правда войны - Олег Смыслов"

«На войне возникают ситуации, когда решение стоять насмерть является единственно возможным, — вспоминал Рокоссовский. — Оно, безусловно, оправдано, если этим достигается важная цель — спасение от гибели большинства или же создаются предпосылки для изменения трудного положения и обеспечивается общий успех, во имя которого погибнут те, кто должен с самоотверженностью солдата отдать свою жизнь. Но в данном случае позади 16-й армии не было каких-либо войск, и если бы обороняющиеся части погибли, путь на Москву был бы открыт, чего противник все время добивался».

В результате, не согласившись с приказом командующего фронтом, он обращается к начальнику Генерального штаба Б.М. Шапошникову, обстоятельно мотивировав свое предложение. А спустя несколько часов приходит ответ от Шапошникова, что предложение правильное и он его санкционирует.

Дальше были немедленно подготовлены боевые распоряжения войскам об отводе ночью главных сил на рубеж Истринского водохранилища. Но все испортила грозная телеграмма Жукова: «Войсками фронта командуя я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».

Что было после судите сами: «Как мы и предвидели, противник, продолжая теснить наши части на левом крыле, отбросил их на восток, форсировал с ходу Истру и захватил на ее восточном берегу плацдармы. Южнее же Волжского водохранилища он прорвал оборону на участке 30-й армии и стал быстро продвигаться танковыми и моторизованными соединениями, расширяя прорыв. (...)

На клинском и солнечногорском направлениях создалась весьма тяжелая обстановка...»

Все это будущий полководец прокомментировал следующим образом: «Не могу умолчать о том, что как в начале войны, так и в Московской битве вышестоящие инстанции не так уж редко не считались ни со временем, ни с силами, которым они отдавали распоряжения и приказы. Часто такие приказы и распоряжения не соответствовали сложившейся на фронте к моменту получения их войскам обстановке, нередко в них излагалось желание, не подкрепленное возможностями войск.

Походило это на стремление обеспечить себя (кто отдавал такой приказ) от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не сумевшие якобы выполнить приказ, а “волевой” документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносили войскам эти “волевые приказы”, сколько неоправданных потерь было понесено!»

Несмотря на это, лично о Г.К. Жукове Константин Константинович в своей манере написал в воспоминаниях достаточно мягко: «Георгий Константинович рос быстро. У него всего было через край — и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах.

И вот на Западном фронте во время тяжелых боев на подступах к Москве мы снова работаем вместе. Но теперь наши служебные отношения порой складываются не очень хорошо. Почему? В моем представлении Георгий Константинович Жуков остается человеком сильной воли и решительности, богато одаренным всеми качествами, необходимыми крупному военачальнику. Главное, видимо, состояло в том, что мы по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве. На войне же от этого многое зависит». (...)

Высокая требовательность — необходимая и важнейшая черта военачальника. Но железная воля у него всегда должна сочетаться с чуткостью к подчиненным, умением опираться на их ум и инициативу. Наш командующий в те тяжелые дни не всегда следовал этому правилу. Бывал он несправедлив, как говорят, под горячую руку».

В январе 1942 г. по плану Ставки ВГК войска Западного и Калининского фронтов получили задачу наступать в общем направлении на Вязьму, нанося, концентрический удар с целью окружить Гжатско-Вяземскую группировку немцев. Западный фронт под командованием генерала армии Жукова вместо того, чтобы нанести удар одним мощным кулаком, организует не один удар, а целых пять, словно растопыренными пальцами, как пишет об этом Ф.Д. Свердлов.

«Забегая вперед, — подчеркивает он, — скажем, что ни один из перечисленных ударов не получил развития, не имел успеха и полного завершения. Задач было поставлено много, ударов наносилось тоже не мало, но ни один из них, не был обеспечен достаточными силами и средствами и с самого начала, таким образом, обрекался на неудачу».

Александр Николаевич Бучин в годы войны был личным шофером маршала Жукова.

Когда в одном из интервью его спросили: «— Жукова мемуаристы упрекают в грубости даже хамстве по отношению к нижестоящим. Вам маршал нахамил хоть раз?», он ответил: «— Не было такого! Да, требовательный он был, сурово отчитывал за нерадивость, правду в лицо говорил. Но крик и оскорбления — этого не было. Он всегда держал себя в руках, не опускался до брани».

Тем не менее были и другие, кто абсолютно не понаслышке знал Георгия Константиновича.

Той осенью 41-го под Москвой Георгий Константинович был особенно скор на расправу. Один из генералов — командующий 30-й армией Дмитрий Данилович Лелюшенко всегда старался избегать встречи с командующим Западным фронтом, проявляя при этом прекрасную изобретательность.

Всякий раз, когда суровый генерал армии приезжал в его войска, Лелюшенко оказывался на передовой, а докладывал за него всегда заместитель.

Поначалу Жуков не обращал на это внимания, но однажды, появившись в очередной раз, с хитрецой поинтересовался:

— Где опять ваш хитрый хохол?

— Возглавляет рейд по тылам противника! — ответил начальник штаба и указал на карте место нахождения командарма.

Будущий маршал внимательно посмотрел туда и не без удивления сказал:

— Он что, боится меня больше, чем Гудериана?..

О другом эпизоде, характеризующем полководца, рассказал К.К. Рокоссовский:

«Как-то в период тяжелых боев, когда на одном из участков на Истринском направлении противнику удалось потеснить 18-ю дивизию, к нам на КП приехал комфронтом Г.К. Жуков и привез с собой командарма 5-й Л.А. Говорова, нашего соседа слева. Увидев командующего, я приготовился к самому худшему. Доложив обстановку на участке армии, стал ждать, что будет дальше.

Обращаясь ко мне в присутствии Говорова и моих ближайших помощников, Жуков заявил: “Что, опять немцы вас гонят? Сил у вас хоть отбавляй, а вы их использовать не умеете. Командовать не умеете!.. Вот у Говорова противника больше, чем перед вами, а он держит его и не пропускает. Вот я его привез сюда для того, чтобы он научил вас, как нужно воевать”.

Конечно, говоря о силах противника, Жуков был не прав, потому что все танковые дивизии немцев действовали против 16-й армии, против 5-й же — только пехотные.

Выслушав это заявление, я с самым серьезным видом поблагодарил комфронтом за то, что предоставил мне и моим помощникам возможность поучиться, добавив, что учиться никому не вредно. Мы все были рады, если бы его приезд только этим “уроком” и ограничился.

Оставив нас с Говоровым, Жуков вышел в другую комнату. Мы принялись обмениваться взглядами на действия противника и обсуждать мнение, как лучше ему противостоять.