Читать книгу "Страх и отвращение предвыборной гонки '72 - Хантер С. Томпсон"

Ах, кошмары, ночные кошмары… Даже Сэмми Дэвис-младший не смог бы спокойно переварить такой произвол. Он бы убежал из охраняемых апартаментов семьи Никсона на Ки-Бискейн через мгновение после первой же сводки новостей, отвергнув своего вновь обретенного духовного брата, как рыба-прилипала, резко отцепляющаяся от смертельно раненой акулы… И уже на следующий день Washington Post сообщила бы, что Сэмми Дэвис-младший провел большую часть ночи, пытаясь просочиться сквозь замочную скважину входной двери Джорджа Макговерна в Вашингтоне, округ Колумбия.

Все так… Но ничего этого не случилось. Появление Макклоски, казалось, успокоило как толпу, так и полицию. Единственный акт насилия тем днем произошел мгновения спустя, когда разгневанная 20-летняя блондинка, девушка по имени Дебби Маршал, попыталась протаранить толпу на своей «Хонде-125». «Прочь с дороги! — орала она. — Это просто смешно! Пусть валят обратно, туда, где им и место!»

Ветераны проигнорировали ее, но примерно на половине пути сквозь толпу она угодила в рой фотокорреспондентов, и на этом ее путешествие закончилось. Часом позже она все еще сидела там, кусая губы, и ныла, что все это было «смехотворно». Мне очень хотелось наклониться и подпалить ей волосы моей «Зиппо», но к тому времени противостояние перешло к серии выступлений ветеранов, говоривших в мегафон. Из-за двух армейских вертолетов, внезапно появившихся над головами и накрывших всю улицу своим ревом, даже на расстоянии пяти метров от мегафона мало что было слышно. Единственным ветераном-оратором, которому удалось перекричать шум чоппера и заставить толпу понимать себя, был бывший морской пехотинец, сержант из Сан-Диего по имени Рон Ковик[118], который говорил с инвалидной коляски, потому что его ноги были навсегда парализованы.

Я хотел бы получить текст или хотя бы запись того, что сказал Ковик в тот день, потому что его слова хлестали толпу, словно проволочной плетью. Если бы Ковику дали выступить с трибуны зала съезда, перед камерами телеканалов, у Никсона не хватило бы смелости выйти после этого на публику и принять выдвижение.

Нет… Я подозреваю, что выдаю желаемое за действительное. Ничто, находящееся в границах человеческих возможностей, не сумело бы помешать Ричарду Никсона принять это выдвижение. Если бы сам Бог появился в Майами и осудил его с трибуны, наемные охранники из Комитета по переизбранию президента быстренько арестовали бы его за нарушение общественного порядка.

Ветераны Вьетнама, такие как Рон Ковик, не приветствуются в Белом доме Никсона. Они пытались попасть туда в прошлом году, но смогли лишь подойти достаточно близко, чтобы бросить свои военные медали через ограду. Это было, пожалуй, самым красноречивым антивоенным заявлением, когда-либо сделанным в этой стране, и этот Марш тишины у «Фонтенбло» 22 августа стал его продолжением.

Сегодня в Америке нет антивоенного или даже антиправительственного движения с такой внутренней мощью, как у «Ветерановы войны во Вьетнаме против войны». Даже те упадочные свиньи на палубе «Дикой розы» не могут игнорировать цену, которую заплатили Рон Ковик и его приятели. Они — големы и вернутся, чтобы преследовать всех нас, даже Ричарда Никсона, который в ходе президентской кампании 1968 года говорил, что у него есть «тайный план» положить конец войне во Вьетнаме.

Что, как выясняется, было правдой. План состоял в том, чтобы положить конец войне как раз вовремя, добившись таким образом своего переизбрания в 1972 году. Еще на четыре года.

Сентябрь

Блюз хорошей жизни… Страх и отвращение на самолете для прессы Белого дома… Недоброе предчувствие в штаб-квартире Макговерна… Никсон закручивает гайки… «Многие, похоже, пребывают в терминальной стадии вспучивания кампании»…

Слушайте меня, люди: теперь нам приходится иметь дело с другой расой — малочисленной и слабой, когда наши отцы впервые встретились с нею, но великой и властной сейчас. Как ни странно, у них достаточно ума, чтобы возделывать землю, но их болезнь — любовь к собственности. Эти люди придумали много правил, которые богатые могут нарушать, а бедные нет. Они берут десятину с бедных и слабых, чтобы поддержать богатых и тех, кто правит.

Вождь Сидящий Бизон на совете на Паудер-Ривер в 1877 году

Если бы Джордж Макговерн имел спичрайтера хотя бы наполовину такого же красноречивого, как Сидящий Бизон, он бы сейчас спокойно отдыхал дома, вместо того чтобы, преодолевая отставание в 22 пункта, закусив удила носиться по всей стране. Совет на Паудер-Ривер состоялся 95 лет назад, но сказанное старым вождем о покорении белым человеком американского континента по-прежнему актуально, как будто он только сегодня восстал из мертвых и произнес это для микрофонов телевидения в прайм-тайм. Мы пожинаем гнилые побочные плоды американской мечты со времен Сидящего Бизона, и единственное отличие от тех времен заключается в том, что теперь, когда до дня выборов-72 остается всего несколько недель, мы, похоже, готовы одобрить эти плоды и забыть о самой мечте.

Сидящий Бизон не делал различий между демократами и республиканцами, с которыми дело, вероятно, обстояло точно так же и в 1877 году, и в любой другой год. Но он никогда не знал, каково это — путешествовать на самолете для прессы Ричарда Никсона, и никогда не испытывал желчного удовольствия иметь дело с Роном Циглером, а также никогда не встречал Джона Митчелла, королевского распорядителя Никсона.

Я думаю, что если бы старому вождю сиу довелось все это испытать, то, несмотря на его презрение к белому человеку и всему, за что тот выступает, он бы сегодня работал сверхурочно в пользу Джорджа Макговерна.

Эти последние две недели были относительно спокойными для меня. Сразу после съезда Республиканской партии в Майами я с трудом добрался до Скалистых гор и попытался на какое-то время забыть о политике — просто лежал голым на веранде под прохладным полуденным солнцем и смотрел на осины, обращавшиеся в золото на холмах вокруг моего дома. Смешивал огромную канистру джина и грейпфрутового сока, глядел на лошадей, тыкающихся носами друг в друга на пастбище через дорогу, по ночам жег толстые журналы в камине. Херби Манн, Джон Прайн и Джесси Колин Янг ревели из динамиков… Время от времени я срывался, чтобы пробежаться до города по проселочной дороге над рекой, играл в волейбол в спортзале центра здоровья, потом шел к галерее Бентона, чтобы выяснить, что натворили местные жадные говнюки, пока меня не было, смотрел вечерние телевизионные новости и проклинал Макговерна за то, что тот пробил очередную дыру в собственной лодке, а затем останавливался по пути из города домой у Джерома, чтобы выпить полуночного пива с Солхеймом.

Через две недели такой мирной жизни последним, о чем мне хотелось думать, был мрачный, нависающий надо мной призрак еще двух бешеных месяцев предвыборной кампании. Тем более что это означало возвращение сюда, в Вашингтон, чтобы начать закладывать фундамент долгой и мучительной работы по аутопсии кампании Макговерна. Что пошло не так? Почему это не удалось? Кто виноват? И, наконец, что дальше?