Читать книгу "Битва - Триша Салливан"

— Теплее… холоднее… совсем холодно… Жарко! О, гораздо горячее… — и тому подобное, я брожу по отделу мужской одежды, пока не упираюсь в стену между двумя нишами, в каждой — шмотки двух разных брендов.

— Горячо, горячо, очень горячо, сейчас прямо вспыхнешь.

Я стою между «Докерс» и «Айленд бэй», малость не догоняя. Это же не шмотки, а тоска зеленая. Даже Кен не стал бы носить такое.

Поворачиваюсь и смотрю на столы, загроможденные стопками рубашек.

— Все еще горячо, ты в Зоне.

Я принимаюсь открывать ящички, чтобы убедиться, что там ничего этакого не спрятано. А то, глядишь, и пулемет найдется, или там пачка «Мальборо», или пони, на худой конец, на котором я бы ускакала прочь… пусто.

— Глупая игра. Не пойму, в чем фишка.

Я смотрю и смотрю на «Айленд бэй»[12]и «Докерс». Я ищу шов на том месте, где реальность изменяется, превращаясь в послание. На потолке противопожарный спринклер. Кери что-то говорила о разбрызгивателях и 10-й, Сук Хи могла управлять системой пожаротушения, так ведь? Но тогда при чем здесь тень? Гм. Вещи были развешаны по цветам: оливковый, серый, желтый и тёмно-синий. Напрягаю мозги, чтобы вспомнить, у каких международных флагов такие расцветки… пытаюсь найти хоть какую-то зацепку. Беру в руки рубашку и изучаю этикетку. 100 % хлопок. Сделано в Тайване. Вырез лодочкой? Лодочка? Экипаж? Бригада? Бандитская бригада? Не понимаю, что это все значит. «Айленд бэй» — «Островная бухта», «Докерс», острова, бухты, доки — вода — лодки — остров Нантакет — грр!

— Я не понимаю, 10-я, — сказала я. — Ну же, помоги. Дай мне подсказку. Какой-то ключ. 10-я?! Блин, это вовсе не смешно!

— Это самое лучшее, что я могу сделать, — ответила 10-я. — Я пытаюсь говорить на твоем языке, но тебе придется помочь мне.

— Почему нельзя просто сказать, без всяких шпионских игр?

— Пожалуй, потому что я сама не знаю, дурья башка.

— Я возвращаюсь в «Винни». Бедняжка Сук Хи. Нам следовало просто сдаться.

— Ладно, — сказала 10-я. — В любом случае мир в полной заднице, просто мы пока об этом не знаем. Кстати, тут по телеку крутили новый клип. Знаешь, он оказался весьма-весьма полезным, хотя вам, полагаю, от этого легче не станет.

И на экране побежали кадры небольшого музыкального видеоклипа со мной и Алексом в подсобке. Тьфу! Она добавила звуковую дорожку Отиса Реддинга. Я поспешила выключить ТВ.

Пора завязывать.

— Сук Хи! Просыпайся!

Она что-то пробормотала в ответ и попыталась повернуться на другой бок.

— СХ, так не пойдет. Я собираюсь выдать нас полиции. Тебе надо попасть в больницу.

Мои слова разбудили ее.

— Нет. Нет, Сун, пожалуйста, не надо. Родители отправят меня обратно в Корею.

Сейчас не самое подходящее время обратить ее внимание на то, что им не удастся отправить ее в Корею или куда еще, потому что она будет сидеть в тюрьме.

— Пообещай, что ты не пойдешь в полицию. Еще есть время.

— Ладно, обещаю. Но тогда подумай, что у тебя был за план бегства. Скажи мне, что делать, и я все сделаю.

— Не могу вспомнить. Не помню. В голове пустота. Она прислоняется ко мне и закрывает глаза.

На моих часах 6.37, а Торжище не откроется до 10.00. У меня куча времени подумать, пока я лежу на ковре, от которого воняет пролитой содовой, проверяю каждые несколько минут пульс Сук Хи и гадаю, что бы я сделала, если бы… если… ну, вы понимаете. Язык не поворачивается сказать это вслух.

Я просто жду, когда мир проснется.

Мир. Предполагалось, что он большой, а на самом деле он очень маленький. Его никогда не найдешь «где-то там», он всегда прямо перед тобой, здесь и сейчас. Темно-багровый ковер «Винни» с истертыми полосами от тысячи ребячьих кроссовок, следы девчонок и мальчишек, стоявших у игровых автоматов и самозабвенно молотивших по кнопкам. Прозрачное свечение автоматов для игры в пинбол. Не важно, сколько раз вы видели в кино, как реальность искривляется под влиянием какого-нибудь психокинетического ребенка, или герои чьих-то ночных кошмаров спокойно разгуливают по улицам реального города, или главный герой вызывает парадокс времени и все сходят с ума. В этих фильмах всегда существует точное решение. Всегда найдется парочка мудрых товарищей, которые появляются в самый трудный момент, все разжуют и подадут на тарелочке с голубой каемочкой, надоумят, помогут герою все исправить.

Что ж, я скажу вам только одно — когда реальность прет прямо на вас, все совершенно иначе. Словно собираешь гриль для приготовления барбекю, а инструкции по эксплуатации нет. Попробуй-ка собрать правильно!

Вы, верно, заметили, что я восстановила свою страсть к философствованию, когда поблизости больше не ошивается КрайЗглу и не пытается запихнуть пушку как можно глубже мне в ноздри. Поразительно, насколько улучшается качество мышления, когда остаешься в одиночестве и не трясешься от страха перед каким-нибудь маньяком. Конечно, вряд ли КрайЗглу можно назвать маньяком, просто она оказалась слишком реальной, чтобы вписаться в мою схему мира, и мне стало гораздо веселее без этого ее гранжа, потому что теоретизировать легче, когда правда отсутствует. Хотя голова у меня все еще побаливает, после того как она меня вырубила пистолетом.

Я воображаю: существует причина всему этому. Не знаю, какая именно, но придется поверить, что она существует, иначе зачем вообще просыпаться каждое утро? Зачем снова и снова выбирать сознание?

Как я себя чувствую сегодня? Все приобрело резкие очертания, и от всего веет новой жизнью. Все источает смысл. Знаю, скоро я об этом забуду или умру. Это общеизвестный факт. Шестнадцать лет бывает только раз. Я прочла все книжки по этому феномену, так что я готова. Ты или адаптируешься, или взрываешься. Говоришь «ха-ха!» и взрослеешь. Странно знать, что с тобой это тоже произойдет, знать, что иронически поднятые брови и сдавленные смешки, которыми вы обмениваетесь с друзьями, сидя на Камчатке на занятиях по химии, всего лишь предложение ограниченного срока действия. Они со временем станут недействительны, как старые проездные билеты, как бикини в декабре. Такого рода осведомленность канет в Лету. В любом случае у меня такое чувство, словно я умираю. Сгораю, возвращаясь в плотные слои собственной атмосферы.

Впрочем, с какой стати я должна продавать душу?

Почему должна корчить из себя гостеприимную хозяйку перед культурой, которая жаждет прочитать меня до последней страницы, переварить и выплюнуть?

Разве это не та планета, где свободная воля не просто игра из семнадцати туров, как «бутылочка»?

Что ж. Молчание. Недовольное молчание или, лучше сказать, молчание разгневанное. КрайЗглу не выходила у меня из головы. Рядом с мамочкой, причитающей по поводу опущенных артиклей и переставленного герундия, прочно обосновалась КрайЗглу, выводящая наподобие греческого хора: